Сергей Туманов - Человеческие отношения

– Я мог бы доставить послание в Город Константина. При дворе набирает силу новая партия. Ее лидеры клянутся вернуть империи утраченное. Может…

– Нет.

Торговец хотел еще подзаработать. Доставка писем столичным верхам стоила дорого. Гораздо дороже, чем стоили сами верхи. Какие бы люди ни появлялись у престола, единственное, к чему они стремились, это наворовать как можно больше и убежать прежде, чем им начнут отрезать носы, как это случилось с тремя последними басилевсами. Прожигать жизнь, непрерывно пировать, предавать союзников и трахать монахинь они умели. Воевать – нет.

Торговец уполз вон, пятясь расшитым задом и непрерывно кланяясь. А Улиас еще долго молчал, глядя вниз, на свой темнеющий к закату город. Позади, у стен приемной залы, стояли его ромеи. Приближенные. И вроде бы верные. Ни одного гота здесь не было.

– Кто мне поможет? – прошептал Улиас, зная, что ему никто не ответит.

Я давал клятву верности этой власти. Но что делать, когда власть вытирает о тебя ноги? Предать? Убить? Утереться? Сделать вид, что так и должно быть, что ничего не происходит и власть в своем праве? Ведь без нее я этот город не сохраню. Он падет, рано или поздно, огонь сожрет его дома, его гавань, а толпы дикарей в лохмотьях уничтожат его воинов и сделают рабами его женщин и детей.

Снова скрипнула входная дверь. В залу вошли двое. Ардабаст и Хиндасвинт. Готы.

Кто-то из ромеев схватился за меч, но его остановили.

Готы подошли ближе, стараясь не глядеть по сторонам.

– Комит, – начал Ардабаст. – Мы слышали…

– Король поступил дурно, комит, – перебил Хиндасвинт. – Но король – это еще не все королевство.

– К тому же король-то он, может, и ненадолго. Год назад залез на трон, в любой момент исчезнет. Другой будет, сам знаешь.

– Так что скоро все наверняка изменится. Не один ты такой пострадавший. Главное – подождать.

– Да, подождать. И не делать резких движений, комит. А то по городу слухи всякие ходят… Не надо этого.

Улиас не ответил. Ждать он не хотел. Нечего было ждать.

Слухи по городу ходили уже несколько дней. Из Толетума приехал не только ромейский поверенный. Капитан каждого корабля, каждый торговец и каждая портовая шлюха уже были в курсе дела. Сегодня слухи окончательно подтвердились.

Ближе к полуночи Улиас спустился вниз, вывел коня. Долго ездил по узким улочкам спящего Септема, разглядывая темные окна. Потом подъехал к южной стене и приказал ночной страже открыть городские ворота.

– Ты хочешь, чтобы я отомстил за твою честь? Почему сам этого не сделаешь?

– Мстить буду я. От тебя требуются только воины. Немного. Сотни две. Мне хватит.

Тарик рассмеялся.

– Гордый ромей пришел к грязному берберу просить помощи? Воистину мой новый бог велик, раз способен сотворить такое чудо. Но почему только две сотни? У меня в пустыне тысячи голодных молодых людей. А ведь есть еще западные горы. Там готовы убить любого за кусок хлеба. Давай я всех к тебе приведу.

Они сидели у очага на замызганных коврах в походном шатре Тарика, провонявшем сырыми кожами, мочой, потом и менструальными выделениями копошащихся в темной глубине полуголых женщин. У выхода сидели на корточках двое охранников в рваном тряпье вместо одежды и резались в кости.

– Нет, Тарик, – сказал комит. – Только двести. Этого достаточно. Я открою ворота в гавань. В город твои люди не войдут. А в гавани мало места. Двухсот человек достаточно, чтобы незаметно пройти путь до Толетума и справиться с королевской гвардией, когда король отправится в загородное поместье. Это будет через неделю. Нам надо спешить.

Тарик молчал. Он смотрел на огонь, в его темных глазах плясали языки пламени.

– Ты не сказал, что получу я и что получит мой народ, – наконец произнес он.

– Золото. Много золота. Часть дворцовой казны Толетума. Родерих держит ее в поместье.

Бербер хмыкнул, заворачиваясь плотнее в свой черный балахон.

– Это хорошо. Наместник Ифрикии рыщет по всему побережью в поисках золота для халифа. Он будет рад. И поставит меня во главе еще пары племен, – Тарик мечтательно закатил глаза.

– Вот видишь, каждому из нас что-то нужно по ту сторону пролива.

– Да-а, – протянул Тарик, глядя на комита. – Воистину говорят, что вы, ромеи, появились после того, как бог хитрости покрыл богиню коварства.

Он встал.

– Я дам тебе людей, комит. Лучших людей пустыни. Они тебе понравятся.

Ромейское торговое подворье в Сарагосе было маленьким и невзрачным. Глухая серая стена в два человеческих роста скрывала пыльный дворик с колодцем и одноэтажную каменную постройку, служившую заезжим купцам как жильем, так и складом.

Артемий коротко кивнул на низкий церемониальный поклон местного смотрителя и шагнул во двор.

Первый и Второй сидели на низком каменном парапете, в тени полузасохшего тополя. Первый чистил мелом свой поношенный доспех, а Второй зевал и вяло разглядывал бродящих у колодца кур.

– Она здесь? – спросил Артемий.

Второй осоловело глянул на его мягкие башмаки, подвязанные посеребренными ленточками.

– А как же? Тут. В лучшем виде.

Артемий направился к дому.

– Э, ромей! – встрепенулся Первый. – А деньги? Деньги-то где?!

Артемий, не отвечая, распахнул скрипнувшую дверь и вошел внутрь.

Флория сидела у стены, на циновке, связанная по рукам и ногам. Он стянул с плеча тяжелый походный мешок, опустился на колени и пополз к ней, в пыли, по-бабьи причитая, размазывая по лицу сопли и слезы. Мешок волочился следом, зацепившись за ногу.

– Прости, прости меня, моя девочка, я не мог иначе, я не мог видеть тебя в окружении этого волосатого рыжебородого зверья, по какой-то глупой случайности присвоившего себе шесть провинций Старой Империи. Я должен был тебя защитить, и теперь ты – всё, ты в безопасности, вместе со мной, и мы скоро уедем далеко-далеко, сначала с купцами в Массилию, а там сядем на большой корабль, с роскошным шатром на корме, и уплывем. В Равенну, к экзарху, он мой друг. Или в Афины, к моим родственникам, они очень богаты, они ждут нас. Нет, лучше мы уплывем в столицу, в Город Константина, к базилевсу, в центр обитаемого мира, и никогда больше не вспомним про эту обреченную на смерть землю. Она ведь обречена, ты знаешь. Их больше ничто не спасет, этих варваров. Придут другие варвары и сотрут всех с лица земли. И никто не поможет. И твоего отца сотрут, да. Он дурак, твой отец, он не понимает, куда дует ветер, а я умный, да, девочка моя, я понимаю.

Артемий говорил шепотом, не останавливаясь, все говорил и говорил, целуя голые ступни Флории, все в засохшей грязи и мелких порезах.

– …а потом ты станешь матроной, хозяйкой моего дворца и матерью моих детей, ты создана быть матерью, девочка, ты ведь так красива, так похожа на собственную мать, когда мы ее впервые увидели с твоим отцом там, на севере, за Истром, в лесах, давным-давно. Тебе не дано было узнать ее, она умерла, принеся тебя в этот мир, но ее лицо до сих пор стоит у меня перед глазами… а ты знаешь, я ведь принес тебе подарок, я принес то, что будет напоминать тебе о твоей матушке…