Дженнифер Робертсон - Золотой ключ. Том 2

— Дорогая, — обратился король к своей единственной дочери, — я знаю, что ты разочарована. Но я уверен, он не заставит пас долго ждать.

Его тон и сдвинутые брови недвусмысленно показывали, что наследники каких-то Великих герцогов никогда не заставляют ждать королей.

Иллюстратор отвесил еще один глубокий поклон, взмахнув серой, цвета Грихальва, шляпой с тремя перьями, выкрашенными в голубой цвет Веррада. Количество и цвет перьев говорили всем и каждому о том, что он итинераррио, так же ясно, как Золотой Ключ на длинной цепи — о том, что он иллюстратор. Только Грихальва знали, что длина перьев (в целый фут каждое, их чертовски сложно бывает достать) означает принадлежность к Вьехос Фратос.

— Всемилостивейший государь, — начал иллюстратор. Его гхийасское произношение было весьма неплохим для иностранца. — Дон Арриго поручил мне лично покорнейше извиниться за него перед очаровательной принцессой. Увы, даже самые сильные желания вынуждены бывают отступить, если речь идет об интересах государства.

Откуда-то из глубин своего одеяния он вытащил голубой кожаный мешочек, блеснувший золотой печатью Великих герцогов.

— Его светлость приказал мне отдать это лично принцессе в знак его раскаяния, любви и надежд на будущее.

Король кивком разрешил ему приблизиться. Подойдя к Мечелле, иллюстратор снова низко поклонился.

— Передаю вам собственные слова дона Арриго: “Примите, прошу вас, эту безделицу и в знак прощения за мое опоздание, пожалуйста, наденьте ее в день моего приезда, чтобы я мог увидеть, не изменились ли ваши чувства ко мне”.

Он развязал мешочек. В ее ладонь скользнула звенящая цепочка. Овалы чеканного серебра перемежались прозрачными сапфирами. Стоить такое колье должно было по меньшей мере две тысячи золотых. Король Энрей неплохо разбирался в драгоценностях.

— Безделица? Его светлость приносит весьма дорогостоящие извинения, — сухо заметил он.

Неугомонный наследный принц поглядел на свою растерянную сестру и рассмеялся.

— Постарайся, чтобы он почаще чувствовал себя виноватым, Челла. К старости у тебя будет больше драгоценностей, чем у тза'абской императрицы!

Иллюстратор не удержался и подмигнул молодому человеку.

— В самом деле, ваше высочество, это украшение когда-то принадлежало императрице Ноории аль-Ассадда, и было оно у нее, ну, скажем, изъято после битвы при Шагарре.

Снова повернувшись к принцессе, он добавил:

— Для меня будет большой честью и огромным удовольствием написать ваше высочество в этом колье еще до приезда его светлости.

Она внимательно посмотрела на иллюстратора. Голубые глаза затмевали забытые при упоминании Арриго камни.

— Он скоро приедет, итинераррио Дионисо? Очень-очень скоро? Еще один грациозный жест в ее сторону.

— Разве может мужчина, зная, что его ожидает такая женщина, задержаться хоть на мгновение дольше, чем это необходимо?

Она очень мило покраснела, пальцы, сжимавшие колье, слегка задрожали. Тетка бросила на нее косой взгляд, ясно говоривший: попади эта “безделица” в ее руки, уж она-то вцепилась бы в нее намертво и отпустила лишь для того, чтобы застегнуть ее на своей тощей шее.

"Надо бы подарить старой грымзе парочку побрякушек, авось подобреет”, — отметил про себя иллюстратор. Он уже понял, что, как бы ни приходилось сожалеть, своего любимого андалусийского жеребца ему придется преподнести этому охотнику. Ничего не поделаешь, надо задобрить гхийасцев. Остается еще проблема, как получше умаслить короля, чтобы уладить дело с проклятым опозданием. Черт бы побрал этого упирающегося идиота! Его капризы и бестактность слишком дорого обходятся Тайра-Вирте.

Внезапно иллюстратора посетила идея. С тех пор как двенадцать лет назад умер старый Бартойо Грихальва, в Ауте-Гхийасе не было своего художника. Согласно одной из статей брачного контракта, Тайра-Вирте обязывалась прислать в Гхийас достаточное количество иллюстраторов для знати и Придворного Иллюстратора, так как исключительно Грихальва и Великий герцог Коссимио понимали значение заглавной буквы. Арриго раньше чем через неделю не приедет, это время можно провести с толком, написав портрет. Заодно и король оттает.

"Несколько портретов, — подумал он мрачно, разглядывая абсолютно невдохновляющую физиономию тетки. — Если, конечно, Арриго не перестанет брыкаться. Писать портрет Мечеллы будет приятно. Всегда приятно рисовать хорошеньких девочек. Потом портрет наследного принца — верхом, разумеется. А что касается короля… Эйха, есть у нас способы скрыть лысину”.

Если королевское семейство останется довольным, — а именно этого ждал от итинераррио Великий герцог Тайра-Вирте, — Арриго встретят здесь с радостью, а не заставят томиться в отместку за опоздание. Существуют тысячи предлогов, чтобы отсрочить венчание: приданое недошито; гости не собрались; город не украшен к празднику; невеста стесняется (впрочем, последнее здесь не годится) — все это он не единожды видел на протяжении своей долгой карьеры. Гхийасцев надо ублажить, чтобы они осчастливили Арриго, который, в свою очередь, осчастливит этим герцога Коссимио и Верховного иллюстратора Меквеля… И всего этого не произойдет, если Арриго оскорбится ответной реакцией короля и откажется от невесты. Если то, что о нем болтают, — правда, он может отказаться в любом случае.

"Вот что ты делаешь для до'Веррада, Сарио!"

Дионисо мысленно вздохнул и начал осторожную беседу, которая продлится долгие часы, пока он будет писать портрет принцессы Черносливины.

Юноша и девушка стояли неподвижно, прислушиваясь. Дверь захлопнулась за их спинами. Лязгнул задвигаемый засов, щелкнул ключ в замке. Затем те же звуки повторились в следующей комнате. Они не касались друг друга и молча смотрели на большую кровать, дожидаясь, когда упадет последний засов и звук шагов стихнет в конце коридора.

— Ты знаешь, что надо делать? — первой заговорила девушка.

— Я знаю, что надо делать, — огрызнулся юноша. — В конце концов, ты у меня четвертая.

— Что ровно ничего не гарантирует, — заметила она, подходя к постели.

Над кроватью, в полукруглой нише, скрывалась икона, две свечи стояли по обе стороны от нее. Девушка потянулась к ним, чтобы зажечь, покуда последний луч заходящего солнца не погас за высокими окнами.

— Одна тебе, одна мне, — пробормотала она. — Пусть Мать и Сын смотрят на нас, как будто мы послушники в монастырской келье. Хотела бы я знать, одобряют ли они то, что видят.

— Для тебя это что-то значит?

— Даже если и значит, какая разница?