Татьяна Скороходова - Меч судьбы

— Подумаешь! Какие мы аристократичные и заумные! Значит, надо узнать, как это сделать, и распрощаться к чертям собачьим!

— Подожди, Зоря, — Лида цветом лица не отличалась от своих любимых простыней. — Ты, черный, хочешь сказать, что вы обречены?

— Именно так, тетка.

— Не смей называть её теткой, выродок! — рявкнула я.

— Смешение случается раз в тысячу лет, — глухо проговорила Лида. — Редчайшее сочетание равных по мощности сил и прерванный обряд сделали свое черное дело, — в её карих глазах застыла боль. — Я права? Вы должны умереть?

Я потеряла дар речи.

— Надо искать того, кто может помочь, иначе — да. Думаю, времени у нас немного, — колдун ещё раз одарил меня добрым любящим взглядом.

— Ничего не поняла! Почему обречены? Мы живы, у меня и у него ничего не болит и не жмет, — я, всё ещё не веря сама себе, умоляюще посмотрела на Лиду.

— Зоренька, чужая сила просто-напросто сожрет тебя. Это как рак, — она отвернулась.

Мы молчали. Каждый думал о своем. Я — о том, что умирать мне совсем не хочется. Колдун, судя по его хмурому лицу, тоже не радовался скорой неотвратимой смерти. Что такое рак, никому объяснять не надо было.

— И что, никто-никто не может помочь? — я всё ещё не теряла надежды.

— Пойми, Зоря — смешение стихий — это небывалая редкость. И страшная, смертельная опасность. Эти знания на дороге просто так не валяются, — на Лиду было страшно смотреть.

— Почему?

— Попробуй что-нибудь, — колдун прищурил глаза.

Я подумала, и щелкнула пальцами. В комнате закружилась дюжина ярких бабочек. Бабочки, как бабочки, ничего особенного. Правда, крылья раскрашены в ядовитые желто-черные полосы, а голова украшена впечатляющим жалом. Я торопливо щелкнула ещё раз. Рой кошмарных насекомых исчез.

— Ёж побери, — растерянно выдохнула я. — Как же я теперь лечить буду?

— Ты сейчас не о лечении думать должна, Зореслава! — сурово сдвинула брови Лида. — Тебе свою жизнь спасать надо! Что делать-то будем? И как тебя, в конце-то концов, звать, чёрный, раз уж мы кровью повязаны?

— Вейр, — бросил колдун, сосредоточенно о чем-то размышляя.

Меня зазнобило. Я начинала понимать, во что вляпалась. И чем всё могло для меня окончиться. Колдун, то есть Вейр, очнулся и встал:

— Ладно. Собирай её в дорогу, тетка, выезжаем утром. Я сам вас найду.

— Вот ещё, раскомандовался, — заупрямилась я. — Мне ещё кучу дел переделать надо.

— Ты поедешь с ним, Зореслава, — тихо сказала Лида, но таким голосом, от которого у меня пропала всякая охота спорить. Я вдруг поняла, что этот вечер может быть последним, который мы проведем вместе. Сердце сжалось от боли, на глаза сами собой навернулись слезы. Я с ненавистью взглянула на колдуна. Он ответил тем же.

Пожимать руки друг другу мы не стали.

Глава 3

В которой героиня обзаводится не совсем обычным спутником

Войдя в дом, Лида села у стола, закрыла глаза и долго молчала. Я же не знала, куда себя деть и что сказать. Сказать, что люблю, что буду скучать, что не хочу уезжать из родного дома? Что мне до крика страшно и я как никогда хочу жить? Пустые, ненужные речи. Мы понимали друг друга без слов. Проводить в слезах и причитаниях последний вечер не хотелось ни мне, ни ей. Я это знала.

— Иди в лес, — сказала, наконец, Лида.

— Зачем? — опешила я.

— Найдешь лешего, он должен знать, чем тебе помочь, — и, немного помолчав, добавила. — Вам.

— Да пошлет он меня… обратно, и будет прав. Он нам ничего не должен.

— Знаю, — отрезала тетка, сверкнув глазами, — лезь в подпол, там отодвинешь старый сундук, тот, на котором кадка с груздями, дальше сама увидишь. Неси всё, что есть. Тебе пригодится, — и она опять закрыла глаза.

Я вздохнула. И полезла в подпол.

— Засем тебе уходить? — домовой пристроился на мешке с мукой, болтая ногами в катанках и посвечивая угольками глаз.

— Кто тебе сказал, что я ухожу?

— Мне и говорить не надобно, дева, я и так визу. Она тебя вырастила, выходила, а ты за первыми же станами бежис.

— Я тебе сейчас твои порву, если не заткнешься, — прошипела я, с трудом снимая тяжеленную кадку. Еле-еле отодвинула сундук, отряхнула руки от пыли, чихнула и вгляделась в пол. Так и есть. Хоровод крошек-огоньков сулил уйму светлого и доброго тому, кто вздумает протянуть загребущую руку.

— Ну, Лида! Удружила! Могла и намекнуть, — я, закусив губу, разглядывала танец огней. Ёж его знает, что она здесь придумала. И не скажет ведь, только посмеётся. Ладно, рискну, чем чёрт не шутит.

— Откройся, раскройся, хозяйка пришла, добра принесла, — я хмуро уставилась на хоровод. Жуш перестал болтать ногами и насмешливо поблескивал глазками, наблюдая за моими усилиями. Его всегда веселило, когда я получала на орехи. Ладно, вторая попытка не пытка.

— Свои идут, времена грядут, твоей помощи ждут, скоро ночь придет, ворота отопрет, дверь откроется, замок раскроется…

Огни засияли ярче, закружились, издевательски подмигивая. Жуш захихикал.

— Чего ржешь, нечистик! Чтоб тебя ёж задрал! — рявкнула я.

Огни собрались в круг, появилась пасть, растянулась в ухмылке, показала язык и исчезла с оглушительным хлопком.

— Ну, Лида, ну, придумала… — растерянно прошептала я. Хотя, всё правильно, ключ подходил только мне. Больше ежей никто попусту не поминал.

— Зоря, не тяни, давай, открывай узе! — Жуш слез с кадки и нетерпеливо подпрыгивал рядом, потирая ручки.

— Ты мне помог, чтобы командовать? — я сурово сдвинула брови.

— А чего помогать-то? Сама разобралась, чай, поди, не деревянная, — хихикнул домовой.

— Молчи уж, помогальщик, — буркнула я и взялась за край половицы.

На дне неглубокой ямы лежали простая деревянная шкатулка и крепенький полотняный мешочек. Я взялась за узелок, но мешочек, выскользнув, шлепнулся обратно, сыто звякнув. Подхватив находки, я выбралась из подпола.

Лидия уже хлопотала у стола, набивая сумку зельями и мазями. Что-то она отставляла в сторону, недовольно фыркнув, что-то, после придирчивого разглядывания и даже обнюхивания, распихивала по специальным карманчикам внутри сумки.

— Лид, откуда у нас столько денег?

Она перекинула косу за спину и хмуро глянула:

— Ты что, думала, я только едой да тряпками беру?

— Нам же нельзя, сама говорила, — растерялась я. Мы иногда продавали излишки приношений благодарных людей, но столько нам ни в жисть не насобирать.

— Говорила… Мало ли чего я говорила. Живем мы уединенно, лихих людей пруд пруди. Вот веды слушок и пустили, чтобы не искали рыбку в мутной воде.