Джеймс Блэйлок - Бумажные драконы

Внутри кипела жизнь. Целая команда одетых в белые куртки поваров готовила разнообразные блюда из мяса, рыбы, моллюсков и овощей прямо на глазах многочисленных посетителей. Клубились паром огромные чаны риса, сновали взад-вперед проворные официанты.

В углу за небольшим хромированным столиком сидел мой «связной». Я узнал его сразу, едва успел войти. Филби очень точно описал его внешность.

У мужчины была длинная седая борода, почти касавшаяся скатерти. Традиционный китайский халат был несколько велик ему. Перед «связным» стояло блюдо, доверху наполненное жареной рыбой, которую он поглощал с такой серьезностью, что, казалось, совершал некий торжественный ритуал, не доступный пониманию простого смертного.

Протиснувшись сквозь толпу посетителей, я вплотную подошел к китайцу. Отступать было некуда.

— Я друг капитана Сильвера, — произнес я, улыбаясь и протягивая руку.

Он поклонился в ответ, слегка коснувшись моей ладони мягким пальцем, и поднялся из-за стола. Я последовал за ним в глубину ресторана.

С самого начала нашего разговора я понял, что зря потратил время на эту поездку.

— Кто знает, где сейчас может находиться Август Сильвер? Возможно, в Сингапуре, а может быть, в Коломбо или Бомбее. Пару дней назад я получил от него посылку с редкими растениями. За это время он мог оказаться где угодно.

Хуже всего было то, что сам я прекрасно понимал всю глупость своего поведения. Но во всем случившемся мне следовало винить только себя.

Какого дьявола я притащился в Сан-Франциско!

Меня мучило малоприятное ощущение, что пять поваров, собравшихся за моей спиной, откровенно потешаются на мой счет, а сам старый Ван Ло, чей безжизненный взгляд был направлен мимо меня в сторону улицы, того и гляди, потребует компенсации за бессмысленно потраченное время. Пусть я был другом Августа Сильвера. Ну и что с того?

Мои страдания временно потеряли свою остроту, когда я увидел старую фотографию, висевшую над головой моего хозяина: странное скопление лачуг, судя по окружающему ландшафту, расположенное где-то к северу от Сан-Франциско. Легкая дымка окутывала окрестности, не позволяя рассмотреть дальнейшие детали.

Вне всякого сомнения, фотография была сделана ближе к вечеру. Длинные густые тени, отбрасываемые несуразными строениями, тянулись далеко в сторону, вплоть до возвышавшихся за заднем плане деревьев. Башенка небольшого маяка стояла над обрывом, за которым угадывался бескрайний простор Тихого океана.

Я недоумевал. Башенка маяка на берегу небольшого залива, берег, поросший кипарисами и эвкалиптами, недвусмысленно указывали на хорошо знакомый мне район побережья, известный старожилам под названием Пойнт Рейс. Но там никогда не было никаких лачуг, я абсолютно уверен в этом.

Но самое странное, что все эти лачуги, спускавшиеся к заливу наподобие некоей готической лестницы, были построены (я абсолютно убежден в этом) из останков драконов, гигантских крылатых рептилий.

Некоторые домики теснились на маленьком пятачке, почти касаясь друг друга покосившимися стенами, словно огромный карточный домик, сооруженный рукой ребенка. Другие были воздвигнуты на некоем подобии платформ, сложенных из пустых нефтяных канистр или больших деревянных ящиков.

Повсюду валялись одиночные фрагменты гигантских крыльев и других частей исполинских рептилий, а немного в стороне возвышался почти полный скелет летающего чудовища.

И наконец здесь же, рядом с подвешенным на металлической треноге котелке, в компании с человеком, отдаленно напоминавшим Ван Ло, стоял сам Август Сильвер. На этой фотографии у него была борода, причем совершенно невероятного размера. Борода первопроходца или старателя, только что вернувшегося после многолетних поисков золотой копи.

И эта борода в сочетании с мощными плечами дровосека, широкополой фетровой шляпой, костюмом восточного покроя и странным гарпуном, который он небрежно держал в правой руке, а главное, острым пронизывающим взглядом, сверкавшим из-под густых насупленных бровей, взглядом, в котором светилась какая-то сверхчеловеческая мудрость, делали его похожим на Нептуна, только что поднявшегося из глубин океана, или, может быть, Одина, остановившегося, чтобы выпить кружку ароматного цветочного чая, прежде чем пуститься в дальнейшие бесконечные странствия. Этот пытливый взгляд много знающего и много повидавшего человека заставил меня позабыть о своих собственных мелких неприятностях.

Ван Ло, очевидно забывший о моем присутствии, мирно дремал в своем кресле. Повернувшись, я на цыпочках вышел из комнаты.

Над улицей по-прежнему висели густые клубы дыма. Тысячи звуков — какофония голосов, разрывы ракет, скрип вращающихся молитвенных колес, грохот барабанов и других инструментов восточного происхождения, — слились для меня в странную смесь гармоничного безмолвия.

Где-то к северо-западу от меня лежала удивительная деревня, построенная из шкур и костей драконов. Что с того, что мои поиски Августа Сильвера оказались безрезультатными. Если бы мне хотя бы одним глазом удалось взглянуть на лачуги, изображенные на фотографии!

Я шел назад тем же путем, что и на встречу с Ван Ло, не обращая внимания на разрывы ракет и снопы искр, осыпавшие меня со всех сторон. Но, странное дело, куда бы я не направил свой путь, повсюду толпа мгновенно расступалась передо мной, как некогда Красное море перед древними иудеями. По обеим сторонам улицы я мог видеть улыбающиеся лица, застывшие, словно в ожидании чуда. Гремели цимбалы, пели маленькие китайские рожки, но вся эта праздничная суета была так же далека от меня, как будто принадлежала другому миру, к которому я уже не имел никакого отношения

Повернув за угол, я столкнулся с группой людей, тащивших за собой гигантского бумажного дракона

Вероятно, на его изготовление пошла не одна тысяча листов тончайшей рисовой бумаги, окрашенной в нежнейшие пастельные тона. Одно его туловище достигало не менее тридцати метров в длину, не говоря о поистине фантастической длины хвосте, переливавшемся всеми цветами радуги. Под резкими порывами встречного ветра дракон метался из стороны в сторону и, казалось, сопротивлялся пленившим его людям.

Вовлекая в свои ряды встречных прохожих, процессия торжественно прошествовала мимо меня и незаметно растворилась в тумане. На некоторое время вокруг меня воцарилась мертвая тишина.

Я плохо помню, как провел остаток этого сумасшедшего дня. Скажу только, что вся иррациональность последних событий, как ни странно, только укрепила мою веру в Августа Сильвера и его удивительные творения, хотя все объективные факты как будто бы должны были утвердить меня в прямо противоположном суждении.