Владимир Лавров - В поисках разумности

Поначалу операция разыгрывалась как по нотам. Они встретили свои бомбардировщики, вышли на русский аэродром. Только три машины успели подняться в воздух. Одну из них, взлетевшую последней, сразу спустило на землю звено оберста Клюге. Бомбардировщики приступили к бомбёжке. Второй взлетевший истребитель русских ушел в строну от аэродрома, полого набирая высоту, за ним ринулось шесть немецких истребителей. Скорее всего, от него не стоит ждать проблем. И только на один истребитель, взлетевший первым, стоило обратить внимание. Поначалу он шел как будто навстречу истребителям, выходя в лобовую. Русские очень часто вели себя именно так, когда ситуация становилась для них горячей. Сразу три звена приготовились изрешетить его. А потом он вдруг сделал неожиданный манёвр и оказался сразу среди бомбардировщиков.

Юрген не в первый раз поражался поведению русских. Иногда они вели себя так, будто жизнь им совсем не дорога. У самого Юргена вторым именем было "осторожность". Поэтому он всегда прислушивался к советам опытных людей, даже тех, которые были ниже его по званию. Это умение пришло не сразу. Поначалу, прибыв в полк, он пытался командовать бывалыми фельдфебелями, требовал от них уставного поведения. Но те только смеялись и говорили "отлезь". А потом задавали вопросы "на засыпку". И Юрген всегда "засыпался". Так он и узнал, что в училище им не всегда говорили правду.

В училище говорили, что И-16 — слабая машина. А бывалые лётчики советовали: "Никогда не связывайся с "крысой", особенно последних моделей, особенно в лобовую. У тебя одна пушка, у неё четыре. Максимальная скорость у тебя больше, но ты её не успеешь развить. И-16 намного быстрее разгоняется и превосходит по манёвренности. Русские сильны в высшем пилотаже. Потому никогда не веди манёвренный бой. Стрельнул — уходи. Второго шанса не будет". В училище говорили, что противника следует встречать над его территорией. А опытные лётчики говорили: "Над вражеской территорией надо быть очень острожным. Малейшая пробоина в радиаторе — и для тебя война окончена. Потому стрельнул — уходи. Русским на "крысе" хорошо, она может лететь, даже если отстрелить ей два цилиндра. А у тебя мотор водяного охлаждения, он очень уязвим. Пусть вражеские бомбардировщики бомбят пехоту, пусть противник собьёт один — два твоих бомбардировщика. Ты сделал всё, что мог. Если ты вернёшься, ты сможешь в следующие разы уничтожить противника на намного большую сумму. Если ты начнёшь проявлять глупый героизм, то ты не сможешь этого сделать. Ты стоишь дороже".

И Юрген всегда следовал этим советам. Те ребята, которые не следовали, остались под Ельней и Смоленском.

Русские же всё делали наоборот. Они вполне могли парой врубиться в строй сорока бомбардировщиков, прикрываемых десятками истребителей, сбить три — четыре машины, а потом, все изрешеченные, уходили на свою территорию. Они вполне могли атаковать парой шестёрку, зайти в лоб и сбить одну, а то и две машины. Самое удивительное, что такая тактика приносила пользу. Имея катастрофическое неравенство сил, он ухитрялись таким образом выполнять задачу: не допускать бомбардировок своих войск, защищать свои бомбардировщики и уничтожать чужие истребители — при этом гибли даже опытные немецкие пилоты, что было намного хуже, чем потеря самолётов. Опытных пилотов в Германии не хватало.

Вот и сейчас — отчаянный русский истребитель — одиночка вклинился в строй бомбардировщиков и сразу подбил один. Остальные прянули в разные стороны, прицельное бомбометание сорвано. Придётся спускаться и разбираться самому… Четвёрка Трескоффа опустила носы и пошла на защиту бомбардировщиков.

Валентин Соколов набирал высоту и лихорадочно соображал. Плотный строй 88-ых — опасная цель. Не подступишься, они все пулемётами утыканы. Два десятка "худых" сверху — ещё хуже. Впрочем, о них пока можно не думать — главное, сорвать бомбардировку. Тут ему пришла в голову оригинальная идея — изобразить нападение на истребители, а вместо этого погонять бомбардировщики. Уже выходя в атаку, он подумал, что немцы в такой ситуации, пожалуй, даже не взлетали бы, и что только советские люди способны на такие дела. "Для нас главное — это решить задачу, — думал Соколов, — поэтому мы и не гоняемся за одиночными самолётами, как немцы, а выполняем её, как правило. При сопровождении бомбардировщиков мы подставляем им "жертву", и они вместо перехвата идут за лёгкой целью… пока наши бомбардировщики выполняют задачу. При перехвате бомбардировщиков мы боремся с бомбардировщиками любой ценой, а не гоняем истребители ради личного счёта. Поэтому мы победим…"

Ненамного превысив Ю-88, он сделал переворот через крыло и свалился прямо в середину строя. Небольшая скорость, которую он набрал после взлёта, оказалась на этот раз полезной: он шел наравне с бомбардировщиками. Перед прицелом как-то сам собой оказался чужой самолёт. Стрелок от неожиданности даже не успел выстрелить, зато Соколов нажал не гашетки изо всех сил. Как минимум четыре 20-мм снаряда попали в цель — бомбардировщик развалился в воздухе. Остальные потеряли строй — пилоты инстинктивно взяли в сторону. Валентин удивился тому, что их стрелки не стреляют, а потом понял, что они боятся попасть в своих. Нахождение среди строя гарантировало ему некоторую безопасность. Зато он мог стрелять — и ещё один "88-ой", задымив, пошел к земле. Соколов с разворота обстрелял ещё один бомбардировщик, но промахнулся, добился только нескольких пробоин на фюзеляже. Тут стрелки проснулись и решили начать стрелять в режиме "будь что будет", но Соколов их опередил: он сначала перевернулся и ушел в крутое пике, а затем перевернулся ещё раз, сделал "горку" и оказался точно под днищем очередного "88-ого". Очередь разрезала самолёт пополам.

Прямо по курсу вспух разрыв зенитного снаряда. Далеко, зенитчики побоялись сбить Соколова, но себя обозначили: дальше будет хуже. Бомбардировщики решили, что сегодня не их день, неприцельно побросали бомбы и развернулись домой. Валентину этого было достаточно, после "горки" скорость у него была почти нулевая. Но неприятности на этом не кончились: с неба на него уже пикировала четвёрка "худых". Тех самых, с желтыми коками. Единственное спасение — это уходить к земле и, маневрируя в складках местности, постепенно набирать скорость, чтобы уровнять свои возможности с противником. Вот только скорость была очень мала! Он отчаянно маневрировал, но даже не успел дойти до земли, как по фюзеляжу хлестанула очередь. Бронеспинка кресла получила удар, но выдержала. Из радиатора потянулся беленький дымок. Четвёрка, расходясь парами в разные стороны, как на параде, отправилась на новый заход. Их слишком большая, набранная при пикировании скорость давала Валентину передышку — пока они её погасят, пока пристроятся в хвост…