Тим Пауэрс - Черным по черному

Его губы плотно сжались при воспоминании о треске турецких пищалей и свисте шрапнели, которая косила ряды христиан, о сверкающем вихре скимитар завывающих янычаров, которые перегородили дорогу, и об отчаянном крике, исторгнутом глотками защитников Запада, когда они поняли, что турки окружили их с флангов.

— Вам очень повезло, — сказал Аврелиан после паузы. — Не многие сумели тогда уцелеть.

— Это верно, — промолвил Даффи. — Я прятался в камышах у берега реки, пока на следующий день не подошли войска Яна Заполи. Мне пришлось объяснять, что этот болван Томори атаковал, не дожидаясь его и Франжипани или других подкреплений, что почти все с венгерской стороны — Людовик, Томори и тысячи других — погибли, а Сулейман и турки одержали победу. Заполи похоронил убитых и поспешил на запад. Я побежал к югу.

Старик потушил свою тлеющую змею в сосуде с ладаном и неохотно выдохнул последний дым.

— Полагаю, вы слышали, что Заполи сейчас переметнулся к туркам?

Даффи нахмурился.

— Да. Он просто хочет стать наместником в Венгрии и будет лизать руку всякому, кто этому поспособствует. Все же мне трудно в это поверить, ведь мы знакомы с 1515 года, и уже в то время он устраивал набеги на турок. Я был бы готов поклясться, что из всего невозможного…

Аврелиан участливо кивнул.

— Коль уж полагаться на невозможное, лучше нам всем вообще ни во что не вмешиваться.

Он пересек комнату и присел к заваленному бумагами столу.

— Но прошу прощения, я не хотел ворошить ваше прошлое. Здесь, — сказал он, вынимая из ящика матерчатый мешочек, — пятьсот дукатов.

Даффи подхватил мешочек на лету и спрятал его в карман.

— А теперь, — продолжал Аврелиан, разглаживая листок бумаги, — я напишу рекомендательное письмо. — Он обмакнул перо в чернильницу и принялся писать.

Даффи уже давно обнаружил, что умение читать вверх ногами может в жизни очень пригодиться, и сейчас непринужденно поглядывал через стол на разборчивые строки.

«Любезный Гамбринус, — читал Даффи, — податель сего, Брайан Даффи (здесь Аврелиан сделал паузу, чтобы ловко набросать точный портрет ирландца), тот самый человек, которого мы искали, — хранитель дома “Херцвестен”. Проследи, чтобы по прибытии он получил пятьсот дукатов, а в дальнейшем то месячное содержание, о котором вы сговоритесь. Я скоро присоединюсь к вам, возможно в середине апреля, во всяком случае, до Пасхи. Надеюсь, пиво готовится правильно и в этом сезоне не закиснет. С наилучшими пожеланиями, АВРЕЛИАН».

Старик в черных одеждах сложил письмо, залил густым красным сургучом из маленькой чашки, подогретой на огне свечи, и приложил печать.

— Вот и все, — сказал он, отнимая печать и размахивая в воздухе письмом, чтобы охладить сургуч. — Просто передайте это пивовару.

Даффи взял письмо. Печать, как он заметил, изображала двух драконов, сцепившихся в схватке.

— Чем я должен буду заниматься? — спросил он. — Скажите еще раз.

— Тем, о чем вы сами сказали, — улыбнулся Аврелиан. — Быть вышибалой. Пресекать беспорядки и поддерживать мир.

Здоровенный ирландец неуверенно кивнул:

— Довольно странно, что вы отправились в Венецию, чтобы подыскать работника для австрийской таверны.

— О, я здесь вовсе не за этим. У меня тут совершенно другие дела. Совершенно. Но стоило мне увидеть, как вы расправились с этими молодцами, как я понял, что вы рождены для такой работы.

— Ладно. Какая, в общем, разница! Вы платите.

Ветер усиливается, подумал Даффи. Как громыхает окно!

Аврелиан поднялся.

— Благодарю за помощь в этом деле, — быстро проговорил он, пожимая Даффи руку и почти волоча его к двери. — Увидимся через месяц или около того.

— Хорошо, — согласился Даффи и через мгновение обнаружил себя на темной лестничной площадке перед захлопнувшейся дверью. «Довольно странный старикан, — думал он, ощупью спускаясь по ступеням. — Очень любопытно, действительно ли в этом мешке пятьсот дукатов?»

Запах дешевого ликера витал у подножия лестницы, и Белла выскочила из темноты, едва Даффи спустился.

— Маленький евнух дал тебе денег, верно?

— Прошу прощения, леди, — ответил Даффи. — Ничего подобного.

— Почему бы нам не выпить где-нибудь вина? — предложила она. — Я бы многое могла о нем порассказать.

— Меня он не интересует. Прошу прощения. — Даффи проскользнул мимо нее на мостовую.

— Но, может, тебя интересует женское общество?

— Ты-то тут при чем? — бросил Даффи через плечо, удаляясь.

Она прокричала ему вслед что-то грубое, но он не разобрал слов. «Бедная старуха, — сказал он себе. — Совсем сдурела от дешевого итальянского ликера. Оскорблять незнакомцев и изводить бедного ненормального старика».

Он взглянул на небо — примерно час пополуночи. «Какой смысл возвращаться сейчас в Сан-Джиорно! — думал он. — Единственное, что меня там ожидает, так это разъяренный домовладелец, который не получил платы за жилье. Лучше подыскать место, где провести ночь, а с утра пораньше отправиться в путь. Несколько часов сна в более или менее чистой постели — вот все, что сейчас нужно. Ночка выдалась беспокойная».

— Осади, дедуля, мы будем здесь разгружаться.

Даффи злобно сверкнул глазами на молодого портового грузчика, но послушно отодвинулся. Утреннее солнце сверкало на воде, точно пригоршня новеньких золотых монет, так что Даффи щурился и тер кулаками глаза. Ему посоветовали отыскать кипрскую галеру, принадлежащую Морфеу, которая по дороге домой должна была зайти в Триест. «Ищи треугольный парус с тремя печальными глазами, — сказал щуплый услужливый египтянин, — это и будет судно Морфеу».

«Черт, — раздраженно думал Даффи, — не вижу я никаких проклятых глаз! Да и у половины кораблей паруса все равно зарифлены».

Он присел около тюка с хлопком, с неодобрением наблюдая за суетой вокруг себя всех этих шумных, выспавшихся людей. Вереща на смеси средиземноморских языков, мимо пронеслись темнокожие ребятишки, обстреляв капустными кочерыжками негодующего бородатого купца, из доков вразвалку выходили загорелые моряки, надеясь сразить венецианских девушек иноземными монетами и нарядными шелковыми камзолами, а старухи с точно высеченными из гранита лицами караулили корзины с копченой рыбой, готовые улыбнуться покупателю или засветить в ухо портовому воришке.

Даффи проснулся на рассвете в сомнительной ночлежке с ощущением сильного похмелья от выпитого накануне ликера, но окрыленный воспоминанием о том, как, заглянув в мешочек под колеблющимся светом уличного фонаря, он обнаружил самые настоящие пятьсот дукатов.