Норман Хьюз - Тень единорога

Соню начинает раздражать этот докучливый бред, и хотя она прекрасно понимает, что мальчишка оскорбляет сейчас отнюдь не ее саму, а лишь ведет некий застарелый неразрешимый спор то ли со своими родителями, то ли с прежними наставниками, — но ей на это наплевать. Она, в конце концов, не митрианский жрец, чтобы вселять в мятущиеся души мир и покой, и не обязана выслушивать горячечные вопли обиженного на жизнь сопляка.

Тот еще продолжает что-то выкрикивать, ничего не видя вокруг себя, поминая какие-то сожженные книги, разбитые мечты и растоптанные надежды… не замечая даже, как Соня, плавным движением поднявшись с места, внезапно, словно призрак, перемещается куда-то в сторону, — и оказывается у него за спиной.

Затыкается он, лишь когда ощущает внезапную жгучую боль в области шеи, подносит руку и… изумленно смотрит на пальцы, окрашенные алым.

— К-кровь, — выдавливает он.

— Ну да, кровь, — совершенно будничным тоном подтверждает Соня, и чуть-чуть отстраняет от горла Мерцилия свой кинжал, чтобы дать тому возможность дышать. Паренек, все еще не веря собственным глазам, взирает на перепачканные в крови руки.

— А теперь помолчи, и послушай меня очень внимательно, — произносит Соня и знает, что голос ее звучит достаточно тихо и угрожающе, чтобы наконец произвести на мальчишку впечатление. — Книга о магических арканах тебе не нужна, ты не выйдешь сегодня из дома… да, пожалуй, не выходи лучше и завтра. Ты настолько надоел мне своими глупостями, что если я, не приведи Небо, случайно я увижу тебя в городе, могу не сдержаться и перерезать твою цыплячью шейку… Вот так. — Она выразительно проводит острием кинжала по горлу Мерцилия, и тот испуганно квохчет, ощутив боль второго пореза. — Я достаточно ясно выразилась, или мне нужно начать резать тебя всерьез?

Молчание длится так долго, что Соня начинает опасаться, не потерял ли паренек сознание от непривычных переживаний. Но, вообще, поразительно, ведь все-таки этих благороднорожденных должны обучать и владению оружием, и какой-никакой выдержке и самообладанию А мальчишка раскис от первой же пролитой капли крови…

К таким, как этот Мерцилий, Соня всегда испытывала брезгливую жалость, как к существам совершенно к жизни не приспособленным и, судя по всему, самой судьбой не предназначенным к тому, чтобы уцелеть и дожить до старости. Их наивность и слабость вызывают у нее те же чувства, как вид слепых кутят… или какой-нибудь мягкотелой улитки, потерявшей свой надежный панцирь-укрытие. Они мягкие, розовые, незащищенные, их может убить любой камень, растоптать неосторожный прохожий…

Где-то очень глубоко, на самом донышке души, у нее еще теплится желание защитить их и чем-то помочь, но приобретенный жизненный опыт говорит о другом. Не можешь выжить — не пытайся.

Если уж мир устроен, так, что существовать в нем могут лишь те, кто закален и защищен, то лучше смириться перед природным законом, который велит уйти в небытие всем прочим.

Пусть этот закон жесток, но он единственно верен в нынешнем мире, ибо весь его упадок, вся его гниль и гнусность происходят именно оттого, что выживают все подряд, что не происходит никакого отбора: ни по силе, ни по уму, ни по жизненной стойкости. Именно поэтому, как учат жрецы зверобогов, — и Соня склонна полностью с этим согласиться, — род человеческий и пришел в упадок.

Именно поэтому люди нуждаются в очищении. И пусть это будет очищение огнем и кровью, оно все же лучше, чем разложение и неминуемая смерть, которая ждет их в противном случае. Если одна конечность человека, пораженная гангреной, лучше отсечь ее, не обращая внимания на боль. Иначе гибель грозит всему организму.

Поэтому Мерцилий не вызывает у Сони жалости, ибо таким, как он видится ей, этот сопляк не достоин уважения и даже сочувствия. По праву сильного, Соня может взять от него то, что пожелает… даже если это будет его собственная жизнь

Впрочем, судя по всему, ей все же не придется положить конец бренному и никчемному существованию глупого мальчишки-магика. Она была бы готова прикончить его, лишь бы не дать завладеть вожделенной книгой, если бы щенок продолжал упрямиться. Но, похоже, он все-таки готов сдаться.

— Уберите… уберите кинжал, госпожа, — хрипит он чуть слышно. — Больше не надо, я никуда не пойду.

— Ни сегодня, ни завтра, — твердо произносит Соня, и он безвольно повторяет слово в слово:

— Ни сегодня, ни завтра.

— И отказываешься от договоренности с купцом Раззаком относительно «Магических арканов», — неумолимо продолжает воительница.

Вновь молчание. Удивленная, она опасается новой вспышки неповиновения, но… магик сломлен. Посеревшими губами он шепчет:

— Отказываюсь… от книги… ваша взяла.

Пожимая плечами, Соня, вытерев кинжал о плечо Мерцилия, прячет его в ножны. Но неужели стоило доводить до такого? Ей обычно не доставляет ни малейшего удовольствия доставлять людям неприятности, а тем более, причинять им боль и страдания. Мальчишке следовало бы стразу понять, что он имеет дело с серьезными людьми. А так… он сам виноват.

Не сказав больше ни слова, Соня разворачивается на каблуках и уверенно направляется к выходу. У дверей она нагибается, чтобы поднять брошенную медную монетку. Не то что та была ей столь дорога, но ни к чему оставлять в доме мага принадлежащую тебе вещь, если этого можно избежать. Едва ли колдун Мерцилий может быть опасен, но кто знает?..

Выпрямляясь, она прислушивается, и ей кажется, что из глубин дома доносится приглушенный всхлип. Вновь пожав плечами, Соня распахивает дверь и выходит на улицу.

До заката остается часа три. Потом можно будет вернуться к Раззаку. Поразмыслив, Соня решает что сейчас самое время пообедать, а главное, выпить вина. Сейчас добрый глоток пришелся бы ей как нельзя кстати.

Глава 3

Некоторое время Соня проводит в поисках подходящего заведения, чтобы пообедать, ибо совсем не испытывает желания возвращаться на тот постоялый двор, где остановилась по приезде в Келадис. Топать на другой конец города далековато, а на закате придется снова добираться до торговых кварталов, чтобы приобрести у Раззака вожделенный фолиант, так что… И тут ее ждет удача.

Неожиданная, но, по мнению Сони, вполне заслуженная, если вспомнить каким отвратительным выдался сегодняшний день. Сперва гадливое послевкусие от посещения торговца, затем эта жалость пополам с брезгливостью, которую вызвало у нее общение с Мерцилием… В общем, толика удачи ей бы совсем не помешала, — и она является Соне в лице Мириадеса, ее старинного приятеля и патрона, еще по тем временами, когда в молодые годы Соня нанималась для охраны караванов.