Терри Брукс - Шкатулка хитросплетений

Тем не менее это было его главное сокровище в этом мире, и он не собирался оставлять его тем кретинам, которые гнались за ним по пятам.

Взяв Шкатулку под мышку, он поспешно прошел через завал из запасной мебели и ненужной литературы к двери в тоннель. Там он уверенно набрал шифр второго кодового замка на тяжелой двери. Услышав его щелчок, он нажал на ручку.

Она не шелохнулась.

Хоррис Кью нахмурился, напоминая прогульщика, пойманного директором школы. Он гневно крутанул циферблат и снова попробовал набрать код. И снова неудача. Хоррис покрылся потом — он слышал крики уже совсем близко. Он набирал шифр еще и еще раз. И каждый раз он ясно слышал щелчок замка. И каждый раз запор не двигался.

Наконец он потерял терпение и, отступив на шаг, принялся бить в дверь ногами. Больши бесстрастно за ним наблюдал. Хоррис разразился проклятиями, потом запрыгал на месте от ярости. И наконец, сделав последнюю безнадежную попытку одолеть упорно сопротивлявшийся запор, он бессильно привалился к двери, смирившись с судьбой.

— Ничего не понимаю, — обалдело пробормотал он. — Я его сам проверял чуть ли не каждый день. Каждый день! А теперь он не работает. Почему?

Больши кашлянул:

— И не говори, что я тебя не предупреждал.

— Предупреждал? Предупреждал о чем?

— Рискну навлечь на себя твой гнев, Хоррис. О Скэте Минду. Я говорил тебе, что он недоволен. Хоррис уставился на птицу:

— Ты зациклился, Больши. Больши покачал головой, взъерошил перья и вздохнул.

— Давай перейдем к делу, Хоррис. Ты хочешь отсюда выбраться или нет?

— Я хочу выбраться, — мрачно признался Хоррис Кью, — но…

Больши прервал его нетерпеливым взмахом крыла:

— Просто слушай, ладно? Не перебивай меня, не говори ничего. Просто слушай. Нравится тебе это или нет, но я действительно нахожусь в контакте с настоящим Скэтом Минду. У меня действительно было озарение, как я тебе и говорил. Я проник в потусторонний мир и наладил связь с духом мудреца и воина иных времен — и он тот, кого мы назвали Скэтом Минду.

— А, прекрати, Больши! — не выдержал Хоррис.

— Да ты послушай. Он пришел к нам с определенной целью — с чрезвычайно важной, о которой мне не известно. Но мне известно, что, если мы хотим выбраться из этого подвала и скрыться от толпы, мы должны повиноваться ему. Нужно не так много. Пара фраз заклинания, и все. Но их должен произнести ты, Хоррис. Ты. Хоррис потер виски, думая о безумии, которое таится в глубине любого человеческого опыта. Надо полагать, сейчас он испытывал его апогей. Голос его источал яд.

— И что я должен сказать, о могущественный связной?

— Оставь сарказм. На меня он не действует. Ты должен произнести следующие слова: «Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел, мэнета! Рун!»

Хоррис начал было спорить, но осекся. Он узнал пару слов — и это были явно магические слова. Остальных он никогда не слышал, но в них тоже ощущалась магия, вес волшебства. Прижимая Шкатулку Хитросплетений к груди, он уставился на Больши. Потом прислушался к звукам погони, ставшим еще громче: пол был сорван, вход в подвал открылся. Время было на исходе.

Страх избороздил его лицо морщинами. Хоррис сдался.

— Ладно. — Встал и выпрямился. — Почему бы и нет? — Он прокашлялся. — Рашун, облайт, сур…

— Погоди! — прервал его Больши, отчаянно захлопав крыльями. — Протяни Шкатулку вперед!

— Что?

— Шкатулку Хитросплетений! Протяни ее вперед, оторви от себя!

Теперь уже Хоррис понял все. Ему стало понятно, что за тайна скрывалась в Шкатулке, и он был изумлен и испуган одновременно. Он мог бы швырнуть Шкатулку и броситься бежать со всех ног — если бы ему было куда бежать. Он мог бы не уступить настояниям Больши, если бы здесь был еще кто-то, кого можно было бы заставить повиноваться. Если бы обстоятельства были иными, он сделал бы практически что угодно, но в ключевые моменты жизнь редко предоставляет возможность выбора. И сейчас наступил именно такой момент.

Держа Шкатулку на вытянутых руках, Хоррис принялся читать заклинание:

— Рашун, облайт, сурена! Ларин, кестел, мэнета! Рун!

Что-то прошипело в ушах Хорриса Кью: долгий, медленный вздох облегчения, смешанный с накопившейся злобой и яростью и обещанием медленной мести. В ту же секунду желтый свет в комнате стал вдруг ядовито-зеленым — пульсирующим отражением такого света, который виден бывает в самой глубине древнего леса, где девственная растительность все еще не потеряла власть, а границы этого мира по-прежнему охраняют какие-то клешнятые существа. Хоррис бросил бы Шкатулку Хитросплетений, если бы руки ему повиновались, но они словно приросли к ней — ногтями впились в резную поверхность, и нервные окончания пальцев сплавились с неожиданным биением жизни, поднимавшейся изнутри. Верхняя часть Шкатулки просто исчезла, и из самой ее глубины поднялся клубок того, что Хоррис Кью и не помышлял когда-либо увидеть.

Волшебные туманы.

Они поднялись завесой и упали на стальную дверь, перекрывшую вход в тоннель, покрыв ее, будто слой краски, а потом растворили ее, так что не осталось ничего, кроме расплывчатых теней, чуть заметных на фоне черного провала.

— Быстрее! — прошипел ему в ухо Больши. — Иди, пока он не закрылся!

В следующее мгновение птица улетела, и ее исчезновение словно толкнуло Хорриса Кью вперед: он бросился следом, так и не выпустив из рук Шкатулку, казавшуюся прежде столь ценной. Теперь он мог бы спокойно посмотреть, что там спрятано. Крышки на ней не было, и он мог бы, заглянув внутрь, узнать ее тайну. Когда-то он все бы за это отдал. А теперь не смел.

Он прошел сквозь завесу, сквозь паутину волшебных туманов, словно вернувшихся из его прошлого. Его глаза были широко открыты: он был готов ко всему. Пред ним вдруг предстало видение исчезающих золотых монет и растворяющихся дворцовых помещений — горький итог его потерь, сумма пяти потраченных впустую лет. Они появились — и тут же исчезли. Он оказался в лабиринте, где не было ни пола, ни потолка, ни стен, в тусклом свете, в котором он плыл, словно попавшаяся в сеть рыба, пытающаяся вырваться на свободу. Вокруг него не ощущалось движения, не было слышно звуков, не было пространства, времени и места — лишь переход и пугающая уверенность в том, что стоит ему отклониться в сторону — и он погиб.

«Что я наделал?» — спросил он себя в отчаянии.

Ответа не было, и он продолжал брести вперед, словно человек, попавший в вязкую глину. Ночной холод пробирал до самого мозга костей, мрачно нашептывая о потерянных надеждах. Ему показалось, что он видит Больши, слышит его сдавленное кудахтанье, и он немного воспрянул духом, горячо надеясь, что это жалкое существо страдает сильнее.