Алексей Ворон - Время волков

Селение расположилось на живописном холме и носило название Озера. Столь чудесным именем оно было обязано луже с грязной, застоявшейся водой, хлюпающей на дне небольшой вмятины перед холмом. На берегу была выстроена господская усадьба, и нескольких жалких глинобитных домишек облепили ее со всех сторон. У ворот уже стояли ожидавшие гостей воины с факелами. Сразу за воротами открывался большой двор, на котором расположились внушительные хоромы и множество построек. Скот уже пригнали домой, двор оглашался блеяньем овец и конским ржанием, доносившимися из хлева и конюшен. Сквозь распахнутую калитку в задней стене этого хозяйственного двора виднелись ровные овощные грядки и аллеи кустов.

Нам навстречу высыпала челядь, приветствуя Аристокла и стараясь услужить ему. Аристокл пригласил меня в дом. За время пути по земле я успел немного отдохнуть и набраться сил. Поэтому я сполз с носилок, предпочитая передвигаться самостоятельно, и прошел вслед за эллином.

Дом был сложен из огромных отесанных бревен. Потолочные балки поддерживались массивными колоннами. Помещение освещалось пламенем десятков огней, разведенных в напольных каменных светильниках. Стены были завешаны золотыми тканями и дорогим оружием. Незаметно оглядывая все это великолепие, я придал себе невозмутимый вид, так, будто бывать в подобных дворцах мне привычно и его роскошь нисколько не трогает меня. Впрочем, отчасти это было правдой. Что до роскоши, то к ней я действительно был равнодушен, поскольку не умел ею пользоваться. Хозяин так и не появился, и Аристокл, видя мою озабоченность этим, сказал:

— Хозяин дома человек пожилой, а мы приехали довольно поздно. Нет надобности беспокоить его и поднимать с постели. Ты гость, Залмоксис, и о тебе позаботятся. Обращаясь к худому, ссутулившемуся мужчине, с самого начала вертевшемуся вокруг нас, Аристокл продолжил:

— А, Фестр, приятель, как поживает хозяин? Ты отведи моего друга в гостевые покои, дай новые одежды и предоставь ему все, чего он пожелает.

Фестр растянул губы в самой приветливой улыбке и произнес бездушным скрипучим голосом приглашение следовать за ним. «Такой голос, наверное, должен быть у старого высохшего пня», — подумал я и побрел за Фестром.

Великолепный дом состоял из трех основных строений, соединенных между собой. Первое предназначалось для хозяина и его семьи, второе — для гостей, а в третьем жили слуги.

Фестр, и видом своим напоминавший ссохшийся пень, шел передо мной, слегка покачиваясь, поскольку его кривые маленькие ножки с трудом несли длинное тело. Он проводил меня в крыло для гостей, отдернул полог одной из комнат и кивком предложил мне войти. Посередине большого квадратного помещения возвышалась лежанка, устланная шкурами, на полу стояла посуда: кувшины с водой и прочая утварь. Окон в комнате не было, освещалась она двумя тусклыми масляными светильниками.

Крайне утомленный своим непродолжительным пребыванием на двух ногах, я лег на кровать, ощутил под собой толстый слой соломы и с удовольствием уснул бы, если бы Фестр все еще не торчал возле входа в комнату. Он неодобрительно поводил носом, принюхиваясь, потом вновь растянул губы для улыбки и злобно проскрипел:

— Господин Аристокл будет рад видеть своего друга за ужином, после того как тот сходит в купальню и сменит одежду.

Я наконец догадался, к чему принюхивается скрипучий эллин, и сделал вид, что не понимаю слов Фестра. Но потом, поразмыслив, я все же с сожалением поднялся со своего ложа, решив, что отказ мой сочтут неучтивостью. И, несмотря на отчаянное желание уснуть, я потащился за Фестром по очередному коридору этого гостеприимного дома.

В купальне прислуживал мальчик лет десяти, он продемонстрировал мне белую рубашку, расшитую по низу золотой нитью, сандалии и плащ из шерсти. Но надеть все это добро он мне не позволил. Принюхавшись ко мне, как и Фестр, весьма неодобрительно, он провел меня в соседнее помещение. Тошнотворно пахнущие цветочные масла вызвали в памяти новые воспоминания: Антилла, горячая и тающая под раскаленным солнцем страна, и так же благоухающая, как эта купальня. Антилла, куда я отправился вслед за своей возлюбленной, Антилла, принесшая мне рабство и унижение, все еще сверкала где-то огненными стенами Города Солнца. Кельтскому войску удалось лишь пограбить окрестные селения да благополучно унести ноги, когда антилльская армия соизволила отвлечься от собственных проблем. Но когда-нибудь мы еще вернемся туда.

В Антилле я едва не лишился нюха из-за повеления смуглой и властной царицы Гелионы натираться подобными вонючими маслами. Но здесь я мог себе позволить самому решать, как далеко будет заходить гостеприимство хозяина дома. Требования чистоты были мне вполне понятны, но пахнуть, словно цветочная клумба, я согласился бы ради только очень немногих людей, и ни Аристокл, ни тем более трухлявый пень Фестр в их число никак не входили. Юнца мне пришлось выставить, так как, ничуть не смущаясь, он предложил меня омыть, а также умаслить благовониями и одеть. Он равнодушно пожал плечами и вышел из купальни.

Выбравшись из воды, я обнаружил, что мальчишка исчез вместе с моими вещами, и мне пришлось самому догадываться, как надевать эту эллинскую одежду. Отсутствие штанов меня не удивило, в племени, где я вырос, мужчины предпочитали юбки, а вот сандалии я надеть так и не смог. Множество тонких ремешков поставили меня в тупик, к тому же из-за раны я практически не владел левой рукой.

Вновь объявившийся Фестр неодобрительно посмотрел на мои босые ноги и что-то крикнул. Тут же появился мальчишка и, выхватив сандалии из моих рук, надел их мне на ноги и ловко обвязал ремешки вокруг икр.

Аромат пищи, распространявшийся по дому, настолько увлек мое воображение, что я еле сдерживался, чтобы не отшвырнуть мальчишку и не броситься бегом на кухню. Сонливость мою после бани как рукой сняло, и я почувствовал зверский аппетит. В трапезную, где меня уже поджидал мой знакомый эллин, я явился в самом замечательном состоянии духа.

По приглашению эллина я развалился на ложе, напротив того, в котором возлегал он сам. Аристокл поднял чашу с темным вином, плеснул из нее богам и подал мне. Вино оказалось приторно-сладким, совсем не по моему вкусу. «Жаль, — подумал я, — такого много не выпьешь».

Чувствуя себя неловко среди окружающей роскоши, я изо всех сил старался не ляпнуть что-нибудь обидное или неуместное. А чтобы меньше говорить, мне приходилось занимать рот едой, в результате чего я съел и выпил больше, чем способен переварить, и почувствовал себя преотвратительно. Насытившись, Аристокл велел позвать музыкантов. В комнату вошли юноши с музыкальными инструментами, они расселись подле меня на полу, подложив под себя подушки, и принялись играть и петь. Язык их был мне незнаком, но голоса и мелодия показались достаточно приятными, чтобы я, съевший за этот вечер недельную норму пищи, уснул прямо на обеденном ложе, невзирая на свое намерение быть учтивым с гостеприимными хозяевами.