Анджей Сапковский - Польская фэнтези (сборник)

Мэддокс, видимо, пришел к такому же выводу, потоку что подстегнул коня, перестав обращать на девочку внимание. Верити Кларк громко вздохнула. Она, подпрыгивая и напевая, шла рядом с лошадью Джесона.

Они были уже очень близко к поселку, так близко от строящегося дома, что к стуку молотков присоединилось визгливое пение пил, а ветерок донес резкий запах свежеспиленной сосны. Уже были видны плотники, их было шестеро. Адам Стаутон окинул стройку глазом специалиста.

— Хорошая работа. Хорошо у них дело идет.

— Верно.

Увидев отряд, плотники прервали работу, а Джесон Ривет даже вздохнул от удивления. Если б это не противоречило доводам рассудка, он мог бы поклясться, что перед ними недавно встреченные лесорубы с лесосеки, каким-то чудом переброшенные сюда. Такие же светловолосые, с такими же странными безбровыми лицами без ресниц. Совершенно с такими же безразличными, пустыми глазами, в которых незаметна была какая-нибудь реакция.

— Здравствуйте. Мы приехали из Уотертауна. Мы сторонники короля и закона.

Мэддокс осекся. Он тоже понял, что разговаривать с плотниками бессмысленно.

— С ними, — звонким голоском подтвердила очевидное Верити Кларк, — не поговоришь. Не бойся их, Адриан ван Рейссел. Они тебя не обидят. Продолжай работу.

— Tot Uw dienst, juffrom.[5]

Проехав между домами, они туг же увидели тех, кто ждал их на одной из террас.

Одну женщину они уже знали — Франсез Флауэрс. То, что вторая, постарше, походила на маленькую Верити, не заметить было невозможно, значит, она, несомненно, мать девочки. Третья женщина была высокая и худая, восковая кожа лица плотно обтягивала череп, а из-под чепца выбивались седые прядки. У четвертой женщины, удивительно красивой, были черные, блестящие как вороново крыло волосы и кроваво-красные губы. Скромный жакет, простая шерстяная юбка и белый фартучек сидели на ней лучше и выглядели эффектней, чем шелка и атласы на жене губернатора Колонии. Но самой удивительной была пятая.

Пятая женщина, сидевшая в кресле-качалке с высокой резной спинкой, была уже в весьма солидных годах. На «ей была черная шляпа с пряжкой и короткая пелерина. Глаза — салатного цвета, настолько светлые, что казалось, у них нет радужки, а только темное пятнышко зрачков. Джесон Ривет отметил, что в этих глазах было что-то такое, от чего сразу же хотелось уставиться в пол и признаться в том, что варенье съел ты. От полной женщины исходила властность, авторитет. Но Джесон Ривет не знал такого слова.

— Я встретила их на поляне, бабушка, — пропищала в тишине Верити Кларк. — Это слуги короля и чего-то еще.

— Это мы уже знаем, — сказала Франсез Флауэрс, ехидно улыбнувшись. — Вы, господа, выражали желание поговорить с кем-либо, у кого есть должное положение, авторитет и, разумеется, пол. Ну вот, извольте. Они перед вами.

— Приветствую вас, господа, — сказала полная светлоглазая. Если бы Джесон услышал ее голос за спиной, то наверняка б решил, что говорит юная девушка. — Приветствую вас в Мисчиф-Крик. Я — Дороти Саттон.

— Что еще за ребячество? — громко проворчал пастор Мэддокс. — Что за шуточки? Где твой муж, женщина?

— Вы не могли не видеть кладбища за поселком. Он лежит там, упокой Господь его душу.

— Я хочу говорить с мужчиной!

— Вы уже разговаривали. — С губ Франсез Флауэрс не сходила ехидная и нагловатая ухмылка. — С лесорубами. И с плотниками, строящими амбар. Вам этого мало?

— Других здесь нет?

— Есть, почему же, — проговорила красивая, черноволосая. — Вот хотя бы этот.

Между домами появился мужчина в подвернутых портках, толкающий тачку с навозом. Проходя мимо, он одарил их глупой улыбкой и немного испуганным взглядом и тут же пошел быстрее. Констебль Корвин тихо ругнулся, плотник Стаутон фыркнул, дядюшка Уильям сплюнул. Преподобный Мэддокс заскрежетал зубами.

— Значит, здесь нет... — прохрипел он и откашлялся, — нет здесь... других мужчин. Ваших отцов? Братьев? Ни у одной нет мужа?

— Нет, — подтвердила Дороти Саттон. — Так распорядилась судьба, не слишком благоволившая к нам в последнее время. Посему никто, кроме меня, не может приветствовать вас в Мисчиф-Крик, пришельцы из дальних краев. Я, а вместе со мной госпожи Файт Кларк, Аннабел Прентисс и Джемайма Тиндалл.

Взгляд ее светлых глаз явно действовал на пастора, потому что, когда он заговорил, сдерживаемая злоба исчезла из его голоса. Как будто.

— Ну что ж, — пожал он плечами, — похоже, тяжкое испытание ниспослал вам Господь. Нелегко вам, должно быть, без мужчин.

— Бывают такие минуты.

— Посему послушайте. Я Джон Мэддокс, пастор из Уотертауна в графстве Миддлсекс. Это — господин Генри Корвин, констебль того же графства. И другие господа, состоящие на службе закона. Мы преследуем сбежавшую из тюрьмы преступницу по имени Дженет Харгрейвс. Что вы можете на сей счет сказать?

— Ничего.

— Напоминаю: каждый подданный короля обязан подчиняться и помогать закону. А кто преступника укрывает либо помогает ему, тот карается наравне с оным.

— Мы знаем. В чем, если дозволено спросить, провинилась упомянутая Дженет Харгрейвс?

— В колдовстве.

— Не поняла?

— Дженет Харгрейвс, — в голосе преподобного снова пробились злоба и нетерпение, — ведьма. Она занималась черной магией и была осуждена правомочным решением суда.

— И вы преследуете эту Дженет Харгрейвс от самого Уотертауна? Из-под самого Бостона? За занятия магией?

— Именно. Отвечай на мои вопросы, женщина!

Дороти Саттон долго смотрела на него.

— Мне ничего не известно ни о какой Дженет Харгрейвс, — проговорила она наконец. — Равно как и о других особах, преследуемых за черную магию. Я не могу вам помочь. То есть не могу предложить ничего, кроме гостеприимства, угощения, ежели господа не побрезгуют скромной едой, и ночлега, если вы не слишком привыкли к изысканному комфорту, которого я предоставить не могу.

Адам Стаутон, констебль и Абирам Торп охотно слезли С лошадей, дядюшка Уильям последовал их примеру. Преподобный Мэддокс остался в седле, продолжая сверлить женщину взглядом.

— Мы — добрые пуритане, — проговорил он наконец, указывая глазами и пальцем на Франсез Флауэрс. — Мы придерживаемся законов Колонии. А вот ее мы застали за развратом, за бесстыдной распущенностью. Средь бела дня. Не важно, что с мужем. Ибо сказал апостол Павел в послании к Фессалоникийцам: «Ибо воля Божия есть освящение ваше, чтобы вы воздерживались от блуда»[6].

— Однако же, — лицо Дороти Саттон даже не дрогнуло, — тот же самый Павел пишет Коринфянам: «Не уклоняйтесь друг от друга»[7]. И говорит книга притчей Соломоновых: «Утешайся женою юности твоей, любезною ланию и прекрасною серною; груди ее да уповают тебя по всякое время; любовию ее услаждайся постоянно»[8].