Вера Камша - Белая ель

— Устала? — пропела мельничиха, — сейчас помогу.

— Не устала, — выдохнула Барболка, понимая, что назад ходу не будет, — забирайте ваши узлы. Совсем забирайте! Не нужны они мне. И браслет ваш не нужен. И Ферек. Другую покупайте и продавайте, а я вам не кобыла и не коза.

— Барболка, — завопила оторопевшая мельничиха, — окстись!

Но девушка уже мчалась по заросшей мальвами и крапивой улице. Все кончено, она не станет оглядываться, возвращаться, просить прощения. И упырей этих с мельницы тоже не простит. Никогда и ни за что!

Глава 3

Отец валялся на траве у забора, доползти до дома он не смог, ну и кошки с ним! Барболка была сильной, будь на дворе зима, она б затащила пьянчугу в дом, как это делала не раз, но на улице стояла жара. Девушка с отвращением отвернулась от храпящего родителя и оглядело убогое хозяйство. Подумать только, еще четыре года назад они жили не хуже других, потом умерла мать, а отец запил. Не с горя, от лени…

Подошла Жужа, завиляла хвостом. Хочет есть. Барболка размочила хлеб в остатках похлебки, вынесла собаке и села за дощатый, вкопанный в землю стол, подперев щеку рукой. Она давно подумывала уйти, но кому нужна пасечница? Наняться в служанки? С ее внешностью ни одна хозяйка в дом не пустит. Остаются харчевни, а там пьяные гости, да и трактирщики с работниками не лучше. Попробуй, удержи их да так, чтоб тебя в первый же вечер не выставили.

Жужа оторвалась от вылизанной до блеска миски и завиляла хвостом. Хорошо ей! Девушка вернулась в дом, отыскала желтую, праздничную юбку, посмотрела на свет. Пятна и прожженные отлетевшими угольками дырки никуда не делись. Такую на праздник не наденешь, а новую взять негде. Барболка немного подумала и отправилась за материнским платком, таким дряхлым, что даже отец не сумел ее пропить. В юности мать была красавицей, жизнь превратила ее в высохший стручок, и с ней будет то же самое, если не хуже. Молодость и красота, они уходят, но пока еще весна!

Барболка потрепала по голове тявкнувшую Жужу и принялась кромсать старенький атлас, вырезая то ли звезды, то ли гвоздики. Приложила к пятнам, получилось даже лучше, чем думалось. Никогда не скажешь, что под черными лепестками прячутся пятна. Девушка бросилась вдевать нитку в иголку., через минуту Барболка вдохновенно шила, напевая о черноглазом витязе.

Темной ночкой встречу я его,Никому о встрече не скажуНа дороге слышен стук копыт,Это скачет милый мой ко мне…

Отец спал, Жужа тоже, гудели предоставленные самим себе пчелы, неистово цвела калина, ветер играл белыми лепестками. Она не пойдет в Сакаци, нечего ей там делать! Пасечница господарю не ровня. И не возьмет она ничего, пусть не думает, что Барболка Чекеи за любым побежит, кто мошной тряханет. Эх, был бы Пал Карои бродягой без гроша за душой или разбойником лесным…

На рассвете милый мой уйдет,Я его до леса провожуНикому о встрече не скажуБуду снова темной ночки ждать…

— Барболка!

— Ферек? — девушка с нескрываемым удивлением уставилась на бывшего жениха.

— Ты браслетами-то не кидайся, — молодой мельник протянул Барболке знакомую вещицу, — мать она того… Зря она.

Девушка отложила шитье и встала. Ферек улыбался, Жужа остервенело крутила хвостом — надеялась на косточку. Выходит, все, как шло, так и идет? Ничего не было — ни встречи с седым господарем на дороге, ни песен, ни ссоры с Магной. Она снова невеста Ферека, ей не нужно идти в наймы. Надо только вильнуть хвостом и получить косточку и муженька.

Барболка осторожно взяла браслет, он был теплый, как молоко из-под коровы. Охотнички божьи, как же она не любит парное молоко!

— А что мать говорит?

— Злится, — признался Ферек, — ну да у отца с ней свой разговор. Он-то ее с довеском взял. С того и мельница у нас.

— Вот оно, как, — протянула Барболка, не зная, что сказать.

— А с тобой мы так и так окрутимся, — заверил Ферек, — я, чай, не голодранец. Кого хочу, того и возьму.

Он-то хочет, а вот она? Барболка смотрела на статного крепкого парня. Молодой, богатый. Нарядная безрукавка, дорогие сапоги, круглое лицо, русые кудри… Красавец не красавец, а лучше найти трудно.

— Я так мамаше и сказал, — отрезал Ферек, — так, мол, и так, хоть лопайтесь, а Барболкину рубашку[4] на заборе к Соловьиной Ночке повешу.

— Повесишь, значит? — расхохоталась Барболка. Она сама не поняла, как это случилось, просто запершило в горле, и смех рванулся наружу. Девушка зажимала себе рот, кусала пальцы, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты что? — Ферек замолк на полуслове, вытаращив глаза, от чего стало еще смешнее.

— Ни… ничего, — выдавила из себя Барболка, пытаясь совладать с охватившим ее смехом, — ой… повесишь… ха-ха-ха

Лицо Ферека стало медленно белеть, это смешным уже не было. Совсем.

— Ты уже? — выдохнул Ферек, сжимая и разжимая кулаки, — уже?!

— Ты чего? — пробормотала Барболка, прерывающимся голосом.

— Ты ему дала? — Ферек сделал шаг вперед, лицо его было белым, а шея красной, как у рака шпаренного, — господарю тому подлому?

— Сдурел? — не очень уверенно произнесла девушка. — Белены объелся?

— Я тебе покажу, сдурел!

Парень ухватил Барболку за талию и рывком притянул к себе. Больно, неумело, грубо. В нос ударил запах пота, лука и чего-то еще, сразу сладкого и кислого. Барболка дернулась, но горячие руки вцепились в нее еще крепче. Ноздри Ферека раздувались, ставшее вдруг незнакомым лицо пошло красными пятнами, мокрый, пакостно пахнущий роте впился в барболкины губы, девушка всхлипнула, пытаясь оттолкнуть набросившегося на нее зверя, но тот лишь урчал, наваливаясь все сильнее. Затрещало, разрываясь, сукно, запах стал нестерпимым. Барболка сама не поняла, как ее зубы сжались на чем-то склизком и мягком, раздался вой, хватка ослабла, она рванулась и оказалась на свободе.

Ферек тряс головой, изо рта вытекала алая струйка. На человека он не походил. Барболка прикрыла руками вырвавшуюся из разорванной сорочки грудь и отступила к сараю. Ее трясло, ноги не слушались, рядом оказалась колода для колки дров, а в ней — топор. Барболка не подняла его, нет, только глянула. Она не понимала, что у нее перед глазами. Она вообще ничего не понимала

— Вот как ты?! — орал Ферек, — убить хочешь? Сучка! Ты ему уже дала, уже! И доезжачим егойным, а мне не хочешь?!

Девушка затрясла головой. Зверь в сапогах и синей безрукавке бросился вперед. Лицо исчезло, осталось какое-то рыло. Отвратное, пористое, блестящее от пота.

Барболка ухватила топор.

— Только сунься!.. Бык скаженный!