Виктор Некрас - Ржавые листья

— Мёртв князь, — процедил он сквозь зубы. — Нет, князя, нет! Понимаешь, воевода, нету!

Волчий Хвост молча слушал рассказ Варяжко, опершись на стол локтями и мрачно уставясь в одну точку. Глиняная корчага с пивом опустела почти наполовину, воевода изредка ворочал чуть пьяными глазами, но молчал. В углу хаты также молча и жадно слушал гридня хозяин, у которого они приютились на постой. Его домочадцы давно уже спали, а самому ему не спалось — не давало спать несносное, непонятное любопытство, дающее удовольствие мужской душе известным осознанием причастности к высоким государским делам.

За небольшим слепым волоковым окошком, затянутым бычьим пузырём, шумел дождь, равномерно шелестел по камышовой крыше мазанки, стекал на траву, стучал по листве деревьев.

— Вот так, воевода, — закончил Варяжко.

Волчий Хвост молчал. Он не знал, что делать дальше. А гридень беспокойно отложил в сторону обглоданную кость, сглотнул последний кусок печёного мяса и в лоб спросил:

— Что ты думаешь делать?

— А чего ты от меня ждёшь, Варяжко? Войны?

Гридень молча кивнул, глядя на воеводу требовательно-горящим взглядом.

— Это, вестимо, можно, — задумчиво сказал Волчий Хвост. — То, что у князя Владимира воев больше, ничего не значит. У него там треть войска — необученные. Ижоры, корелы, чудь да весь. Другая треть — новгородские лапотники да шильники, впервой на войне, Киев пограбить пришли. Мои вои сметут их, не заметив. И варягов побьют, и дружину Владимирову.

— Ну?! — Варяжко напрягся, вцепившись пальцами в стол, — казалось, он сей час сломает доску пополам.

— Только зачем?

— Как это? — Варяжко в бешенстве вытаращил глаза.

— Кто за нами пойдёт? — Волчий Хвост мрачно усмехнулся. — Ведь князь мёртв. За что воям драться?

Варяжко молчал.

— Не знаешь? — Волчий Хвост тяжело глянул на него и отвёл глаза. Налил пива в чаши и себе и гридню. Помолчал и добавил. — Я, конечно, могу их заставить. Многие, вестимо, разбегутся. Но потягаться можно. Трудновато, но можно.

Варяжко мрачно молчал и тянул пиво.

— Ну, разобьём мы Добрыню, — воевода размеренно ронял слова. — Ну, возьмём в полон Владимира. Ну, убьёшь ты его. А потом?

— Что — потом? — хрипло спросил Варяжко.

— Кто будет над Русью князем? Кого примут кияне? Святогора с Тьмуторокани звать, или Ратибора из Белой Вежи? Киевская господа их не ведает. Не обернулось бы ещё большей кровью…

Варяжко молчал.

— Вот видишь, — Волчий Хвост вздохнул, — качнулся огонёк светца, шурша по глинобитным стенам, метнулись в стороны тараканы.

— Значит, нет? — Варяжко со стуком поставил на стол полупустую чашу, — выплеснулось на столешницу пиво.

— Нет, Варяжко, — Волчий Хвост вдругорядь вздохнул. — Прости.

Гридень резко встал.

— Коня дашь?

— Хоть двух, — кивнул воевода. — Останься хоть до утра. Ночью, в дождь…

— Нет, — Варяжко покачал головой. — Нельзя медлить.

— Возьми мой мятель, — Волчий Хвост снял с гвоздя плащ. — Измокнешь весь. И коней у коновязи возьми. Куда ты ныне поедешь?

— В Степь, — пожал плечами гридень, вперив взгляд в пустоту.

Там, за Росью, торки и берендеи. И печенеги, родовичи убитого Добрыней Илдея, друзья Ярополка Святославича.

Ужо попомнишь, княже Владимир.

Варяжко распахнул дверь, — снова метнулся язычок огня на светце. И вышел в темноту, — только взметнулся за плечами тёплый мятель.

Повесть первая Тенёта

Глава первая Встаёт заря угрюмая

Плоские серые днепровские волны с негромким плеском бились о каменистый берег острова. Военег Волчий Хвост открыл глаза и невольно вздрогнул — с реки ещё с вечера наполз густой серый туман — весна шутила шуточки, и сей час вся одежда была влажной. Воевода утёрся — на ладони осталась вода, усы были сырыми. Туман наплыл непрозрачной пеленой, и в нём уже на два шага ничего нельзя было увидеть. Было только слышно, как поскрипывали мачты лодей, как бились волны в борта и береговые камни, да как изредка кашлял стоящий на страже вой.

Волчий Хост невольно заслушался — тишина тянула, обволакивала. Ночная река жила, дышала. Просыпалась от долгой зимы.

Что-то не давало покоя, какое-то смутное ощущение, — тревога словно плавала в воздухе, оседая на душе. Военег Горяич нахмурился, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. Его словно разбудил какой-то посторонний звук, словно комар звенел над ухом, мешая спать…

Комар?

Волны плескали?

Плеск!!

Волчий Хвост рывком сел — звякнули друг о друга нагрудные пластины брони. Над водой, да ещё в тумане звуки разносятся далеко и очень хорошо, именно потому варяги обёртывают вёсла и уключины кожей. Над рекой текло еле слышное журчание, плеск и легкий равномерный скрип.

Воевода вскочил. Два-три шага — и он уже на берегу. Волны били о камень прямо у самых ног Волчьего Хвоста, а его намётанный глаз выхватил из тумана смутные тени остроносых челнов, стремительно набегающие на берег. Следом за челнами густым потоком плыли лошади, и над гривой каждой была видна человеческая голова. Плыли всадники. А всего в нескольких шагах от воеводы застыл дозорный вой, изумлённо распахнув глаза и рот, словно ворону собрался поймать — глядел.

Вспарывая туман, глухо взвизгнула стрела, и дозорный опрокинулся. И только тут Военег осознал происходящее и крикнул, рванув горло болью и в прыжке уходя от пущенной в лоб стрелы:

— К мечу!

С челнов раздались крики — печенеги, кому ещё здесь быть-то? Небось и сам Куря здесь — этот и с самим Ящером подружится, лишь бы князя Святослава одолеть.

Крик воеводы прокатился по берегу, разбудив воев, вроде бы спящих мёртвым сном. Но низенькие челны уже выскочили носами на берег, и к лодьям волной бросились люди, одетые в шкуры. А следом, отряхивая с себя ручьи воды, ринулись всадники. Печенеги и есть!

Зазвенели сабли, полетели стрелы.

От стрелы Военег всё ж увернулся, а уж как меч оказался в руке — он не помнил. По всему берегу уже кипела кровавая пластовня, и Рарог засвистел, вспарывая туман в кольцах и восьмёрках.

Уж в чём-чём, а в мечевом бое с Волчьим Хвостом мало кто мог сравниться и в старшей дружине; он, пожалуй, и самого великого князя мог бы кое-чему поучить, даром, что сам из простых воев вышел, а Святослав сызмальства при дружине да с мечом об руку, да на три года старше. Двое печенегов тут же отлетели назад, зажимая длинные рубленые раны, один — на плече, другой — на груди. Воевода усмехнулся и, подняв меч на уровень лица, замшевой перстатицей вытер струящуюся по клинку Серебряного кровь. И, подняв меч обеими руками, паки напал.