Гай Юлий Орловский - Мир Трех Лун

— Тогда здесь настоящий, — сказал я. — Портить его жалко.

— Вот и не порти, — ответил он и, повернувшись, пошел вдоль цепочки работающих тяжелыми кирками.

Глава 3

Остаток дня я осторожно бил острием тяжелой кирки по линии, процарапанной поперек массивного мраморного блока, и поглядывал на таких же, что с кирками в руках. Крохотные крошки вылетают из-под металлического острия, словно каменные мошки, надсмотрщик подходил несколько раз, недовольно хмыкал, пару раз демонстративно поиграл перед моим носом плетью, но пока еще не огрел: работаю пусть и медленнее других, но это же первый день, понимает.

Во время работы приблизился еще один, прокаленный солнцем до черноты, высохший, почти старый, таким уже не до косплеев, зыркнул на меня с сомнением.

— Крепкий малый. Не голодают в вашей деревне, сразу видно. И развит неплохо.

Голос его прозвучал хрипло и скрипуче, словно горло пересохло, а воды нет.

— Качался, — ответил я осторожно, — в нашей деревеньке, кто не качается, тот и не человек…

Он посмотрел озадаченно:

— Это как, с боку на бок?

— Да, — подтвердил я. — Чтобы мускулы нарастить.

Он буркнул:

— Здесь они тебе пригодятся. Давай руби, а то Мегард уже поглядывает…

Остальные заключенные на меня почти не обратили внимания, большинство уже тощие, изможденные, со свежими следами от плети. У многих из одежды только набедренные повязки, я единственный, у кого штаны еще целые, и чуть ли не единственный без красных полос на спине.

Когда продолбил дырку в три пальца глубиной, подошел молодой парень в изорванной рубашке и таких же изорванных штанах, сказал деловито:

— Я свою уже отколол, помоги тащить.

Я опустил кирку.

— Так надо?

— Конечно, — ответил он. — Думаешь, таскают в одиночку?

Я кивнул, отколотая плита в самом деле впечатляет, парень подал край толстой веревки.

— Завяжи с той стороны. Тебя как зовут? Я — Вуди.

— Евгений, то есть Юджин, — сказал я, — сын кузнеца. В общем, Смитсон.

— Потащили, — ответил он. — Юджин, сын кузнеца.

Когда оказались рядом, задевая друг друга плечами, он спросил шепотом:

— Ты из армии принца?

Я ответил так же тихо:

— Какого принца?

Он быстро оглянулся по сторонам.

— Ладно, не говори, если нельзя. Но хоть какие-то новости?.. А то мы тут, как понимаешь, отколотые камешки в яме.

Я сказал совсем тихо:

— Я из леса. Дальнего. Дремучего. Мы вообще не знали, что на свете еще люди.

Он смерил меня цепким взглядом:

— Судя по твоим непонятным штанам, в самом деле только что вышел оттуда. Ладно, потащили, а то гад уже смотрит в нашу сторону. Если возьмет плеть и сделает шаг, уже не станет возвращаться!

Плиту мы кое-как оттащили на площадку, где их поднимают наверх, надсмотрщик не дал нам отдышаться и снова погнал обратно.

Я взял кирку, с каждым взмахом эта штука все тяжелее, в мышцах уже горячо, молочная кислота постепенно пропитывает каждую клеточку, это не гантельками махать…

Руки налились нехорошей тяжестью, я тяжело дышал, со лба срываются крупные капли мутного пота, а совсем близко прогремел зычный голос рыжебородого мужика, он все поглядывал на солнце, щурясь и закрывая глаза ладонью:

— Зеленое!.. Сейчас вылезет зеленое!..

Заключенные всполошились, кто-то выронил кирку, та со звоном скатилась в расщелину, все вскинули головы.

Надсмотрщик заорал:

— Что такое?.. Кто бросил работу?.. Бунт?

Он выдернул из-за пояса плеть и ринулся в нашу сторону, огромный и лютый, переполненный праведным гневом на лодырей, из-за которых достается и ему.

Рыжебородый прокричал ему навстречу:

— Зеленое сейчас выйдет!.. Все в укрытие!

Надсмотрщик рявкнул:

— С какой стати, оно всего неделю тому…

— Да посмотри сам, — крикнул Вуди.

Надсмотрщик поднял голову, с его бычьей шеей это непросто, но вперил взгляд свиных глаз не в зенит, а в край котлована, где верх начал быстро окрашиваться в ярко-зеленый цвет.

— Всем в укрытие! — заорал он и со всего размаха хлестнул по чьей-то спине. — Чего стоишь на дороге? Прячься!

И сам ринулся с несвойственной ему прытью под защиту нависающих скал.

Я все еще топтался с раскрытым ртом, как меня грубо ухватил за руку Мэтью, дернул на себя и затащил под навес из камня.

— Ты что за дурак?

— Я ж не знал, — промямлил я. — У нас в лесу…

Он прервал зло:

— Да знаю, у вас в лесу одни дураки!.. Но здесь под зеленое лучше не попадаться. Впервые слышишь?

— Впервые, — ответил я честно.

— Эх, — сказал он с досадой, — и где только такие дурни живут? Мне бы туда, что ли…

Дрожь прокатилась по моему телу, я стиснул челюсти и сжал кулаки так, что ногти впились в кожу. Верх противоположного края котлована вспыхнул зеленым огнем, тут же блистающая изумрудная волна побежала по стене вниз.

Я слышал голоса, заключенные вроде бы все в укрытиях, а зеленый огонь опустился на дно, пробежал по камням, мне даже почудилось, что они плавятся, как при страшном жаре, но нет, все на месте, а зеленая волна помчалась к нам.

— Подтяни ноги, — велел Мэтью.

Я пугливо поджался, солнце по небу двигается с непривычной для меня скоростью, странное тепло охватило щиколотки, добралось до голени, я не успел вскрикнуть в ужасе, как заметил, что на той стороне котлована быстро опускается темная тень.

Мэтью шумно перевел дыхание, на его лице проступило любопытство.

— Ну как?

— Что?

— Солнце, — сказал он, — говорят, как будто огненные муравьи бегают и кусают.

— Нет, — ответил я. — Просто тепло. Словно окунул ноги в теплую воду. Да и то ненадолго.

— Пронесет, — сказал он, но я не уловил в его голосе уверенности. — Это ничего. То ли дело попасться, когда три луны…

Договорить он не успел, послышался зычный крик надсмотрщика:

— Заснули? Все на работу!.. Быстро, быстро!

Донесся смачный шлепок, кто-то болезненно вскрикнул. Мэтью внезапно остановился, словно его дернули сзади, покрутил головой:

— Опять…

В голосе было столько досады, что я испуганно покрутил головой по сторонам.

— Что? Где?.. Вроде ничего…

— Мрамор, — сказал он мрачно. — Посмотри.

Рядом кто-то раньше меня понял, в чем дело, ругнулся. Я тоже посмотрел, но ничего не понял, мрамор как мрамор, слегка розовый, иногда с зелеными прожилками, что делает его похожим на малахит, но ничего необычного.

— А-а, — сказал я с потрясением всего моего существа, — зеленое солнце поменяло мрамору цвет?