Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Альбус никогда не пытался отрицать, что его отец (приговоренный к пожизненному заключению в Азкабане) совершил это преступление; напротив, когда я набрался смелости спросить его об этом, он заверил меня, что знает, что его отец виновен. Более Дамблдор отказывался обсуждать эту печальную тему, хотя многие пытались его разговорить. Некоторые, разумеется, были склонны прославлять действия его отца и предполагали, что Альбус тоже был муглененавистником. Сильнее ошибаться они не могли: как признает любой, кто знал Альбуса, он никогда не проявлял ни малейшего намека на антимуглевские настроения. Напротив, его решительная поддержка прав муглей дала ему много врагов в последующие годы.

На протяжении следующих месяцев, однако, собственная известность Альбуса начала превосходить известность его отца. К концу первого года обучения о нем уже никогда не вспоминали как о сыне муглененавистника, но не более и не менее как о самом выдающемся студенте, которого когда–либо видела школа. Те из нас, кто имел честь быть его друзьями, брали с него хороший пример, не говоря уже о его помощи и об ободрении, на которые он всегда был щедр. Много позже он признался мне, что уже тогда он знал, что наибольшее удовольствие он получает от преподавания.

Он не только заслужил все стоящие упоминания награды, какие только можно было получить в школе — он скоро начал переписываться со знаменитейшими волшебниками того времени, в том числе с выдающимся алхимиком Николя Фламелем, известным историком Батильдой Бэгшот и теоретиком магии Адальбертом Ваффлингом. Некоторые из его статей были опубликованы в таких известных изданиях, как «Тематическая Трансфигурация», «Частности в Чарах» и «Заметки по Зельеделию». Карьера Дамблдора ожидалась ярчайшей, и оставался лишь один вопрос — через сколько лет он станет Министром Магии. Хотя в последующие годы неоднократно говорилось, что он должен стать Министром вот–вот, у него никогда не было тяги к министерской работе.

Через три года после того, как он начал свое обучение в Хогвартсе, туда поступил брат Альбуса Аберфорт. Они были совсем непохожи; Аберфорт не очень любил книги и, в отличие от Альбуса, предпочитал решать все разногласия дуэлями, а не аргументированными дискуссиями. Однако совершенно неправильно было бы предполагать, как многие делали, что братья не были друзьями. Они ладили между собой настолько хорошо, насколько вообще могут ладить два столь разных человека. По отношению к Аберфорту справедливым было бы отметить, что жизнь в тени Альбуса не могла быть всецело приятной. Быть постоянно в тени — неизбежный недостаток при дружбе с таким человеком, и для его брата это нисколько не большее удовольствие.

Когда мы с Альбусом закончили школу, мы намеревались вместе предпринять традиционную в то время поездку по миру, навестить и посмотреть иностранных волшебников, прежде чем продолжить свои собственные карьеры. Однако в наши планы вмешалась трагедия. Непосредственно накануне поездки скончалась мать Альбуса Кендра, оставив Альбуса главой и единственным кормильцем семьи. Я отложил свой отъезд, чтобы присутствовать на похоронах Кендры, после чего отбыл уже в одиночную поездку. Альбусу надо было заботиться о младших брате и сестре, а золота у него оставалось мало, и даже вопроса не могло возникнуть о том, чтобы Альбус мог меня сопровождать.

Это был период нашей жизни, когда мы почти не контактировали между собой. Я писал Альбусу, описывая — возможно, неделикатно — мои приключения в путешествии, от едва удавшегося бегства от химер в Греции до экспериментов египетских алхимиков. Его письма мало что говорили мне о его повседневной жизни, которая, как я предполагал, была раздражающе скучна для столь блистательного волшебника. Поглощенный моими собственными делами, я ужаснулся, узнав ближе к концу своего годичного путешествия о еще одной трагедии, разразившейся в семье Дамблдоров: смерти его сестры Арианы.

Хотя Ариана была нездорова на протяжении многих лет, этот удар, пришедшийся так скоро после потери матери, оказал колоссальное воздействие на обоих братьев. Все близкие к Альбусу люди — а я отношу к их счастливому числу и себя — сходятся в том, что смерть Арианы и чувство Альбуса, что он лично ответственен за нее (хотя, разумеется, он был ни в чем не виноват), навсегда наложили на него свой отпечаток.

Вернувшись домой, я встретил молодого человека, испытавшего страдания, которых хватило бы гораздо более старому. Альбус стал более замкнутым, чем был раньше, и гораздо менее жизнерадостным. В добавление к его страданию, кончина Арианы повлекла за собой не сближение Альбуса с Аберфортом, но, напротив, их отчуждение. (Со временем это прошло — впоследствии они восстановили если не близкие взаимоотношения, то по крайней мере дружеские.) Однако с того времени он редко говорил о своих родителях или об Ариане, и его друзья привыкли тоже не упоминать о них.

Другие перья опишут триумфы последующих лет. Необозримый вклад Дамблдора в копилку магического знания, включая его открытие двенадцати способов применения крови дракона, послужит многим поколениям волшебников, так же как и мудрость, которую он проявил будучи Главным чародеем Витценгамота. До сих пор многие считают, что ни одна дуэль волшебников не сравнится с дуэлью между Дамблдором и Гринделвальдом в 1945 году. Те, кто был ее свидетелями, описывают ужас и восхищение, которое они испытали, наблюдая за сражением этих двух экстраординарных волшебников. Победа Дамблдора и ее последствия для волшебного мира считаются поворотной вехой в магической истории, не менее значимой, чем введение Международного статута секретности или падение Того — Чье-Имя — Нельзя-Произносить.

Дамблдор никогда не был чванливым или самодовольным; он находил достоинства в любом человеке, каким бы незначительным или неприятным он ни был, и я уверен, что столь ранние потери привили ему гуманность и сочувствие к другим. Мне будет не хватать дружбы с ним сильнее, чем это можно описать словами, но моя потеря — ничто по сравнению с потерей, понесенной волшебным миром. То, что он был лучшим и наиболее любимым из всех директоров Хогвартса, не может вызывать никаких вопросов. Он умер так же, как он жил: постоянно трудясь во имя большего блага и до последнего дня будучи готовым протянуть руку маленькому мальчику с драконкой так же, как это было в день нашего с ним знакомства.

Гарри закончил читать, но продолжал смотреть на фотографию, опубликованную вместе с некрологом. Дамблдор улыбался своей знакомой доброй улыбкой, но когда он глядел поверх своих полумесяцевидных очков, даже с фотографии, создавалось впечатление, что он просвечивает Гарри насквозь. Гарри ощущал печаль пополам с чувством стыда.