Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы

Но острые уколы непонятной тревоги не отпускали.

«А не пошел бы ты куда подальше со своим гениальным предвидением, Эткин! Ну скажите на милость, что еще такого необычного может приплыть по Роне?»

ГЛАВА 2

Пальцы, оканчивающиеся остро заточенными ногтями, выкрашенными в пронзительно-алый цвет, раздосадованно побарабанили по изысканно изогнутому подлокотнику трона. Король Аберон Холодный изволил гневаться. И было отчего. Кусая тонкие губы и поигрывая желваками, он едва сдерживался, чтобы не наслать какого-нибудь нерушимого проклятия на своих нерадивых слуг. Нет, конечно, не на всех, а для начала хотя бы вот на этих двоих растяп! Король неприязненно покосился на коленопреклоненные фигуры нерасторопных подданных. «Лучшие воины Острова, опытные и закаленные в боях, и надо же – провалили такое элементарное задание: упустили негодного мальчишку!» – Аберон недовольно скрипнул редкими, кривыми, какими-то мышиными зубами. Один из провинившихся некстати поднял голову и тут же испуганно опустил глаза, встретившись взглядом со страшными, злобно расширенными зрачками своего повелителя. Белесые, холодные щелевидные зрачки, окруженные кровавой радужкой. Виновато согбенные плечи воина затряслись мелкой дрожью. «Спасите меня, Пресветлые боги, от этого… этого выродка!» – промелькнуло в его воспаленном мозгу.

Король вздрогнул, выпрямился и откинулся на спинку трона. Некстати подслушанная неприятная мысль обожгла, будто удар вымоченного в соли кнута. Мстительно поджатые губы монарха не предвещали ничего хорошего.

«Знаю, – раздраженно размышлял повелитель, – все вокруг называют меня одинаково! Даже когда подобострастно склоняются пред моей властью, запретной магией и знатностью нашего древнего рода! Дерзкие, двуличные лжецы! Любить и уважать меня вы не желаете, так, значит, я силой заставлю вас бояться. Чего бы мне это ни стоило, сколько бы еще крови ни пришлось для этого пролить!»

Король опять прищурил красные глаза, кажущиеся неописуемо отталкивающими на фоне его мертвенно-бледного лица. Пурпур бархатного колета разительно контрастировал с белой атласной обивкой трона и мраморными подлокотниками. Только белое и красное, всегда красное и белое – других цветов Аберон не признавал. И на то имелась веская причина.

Шеарран, король Поющего Острова, происходящий из знаменитого рода эль-Реанон, женился поздно даже по традиционным эльфийским меркам. Казалось бы, ничто не предвещало приближения беды. Предсказания янтр, жриц-пророчиц, посвятивших себя служению Великой богине Аоле, сулили молодоженам лишь долгое безоблачное счастье, нерушимую любовь и одаренное талантами потомство. Но появление желанного первого сына, как по велению недоброго рока, в одночасье и вдребезги разбило хрупкую чашу семейного согласия. Мальчик родился уродом. Нет, он не был хромым, кривобоким или слабоумным. Тонкие черты Аберона хранили печать воистину королевского величия. Белоснежная кожа, роскошные серебристые локоны, умный высокий лоб, гордый подбородок. Первенец воистину и по законному праву носил титул наследного принца древнейшего из эльфийских родов. Но тонкогубый рот упыря, кроваво-красные глаза, лишенные ресниц и бровей, говорили сами за себя, вызывая чувство омерзения и гадливости у каждого, кто сталкивался с Абероном. Принц был альбиносом.

Трудно сказать точно, какая неправильная трансформация постигла сущность венценосного эльфа по выходе из Обители затерянных душ, отметив позорным клеймом извращенности не только его искореженную внешность, но что оказалось хуже всего – и моральный облик. С юности Аберон проявлял пороки, обычно не свойственные нормальным детям: коварство, трусость, изворотливость и жестокость. Издевательства над беззащитными животными и птицами, доносы, мелкие, а со временем все более изощренные провинности и прочие нелицеприятные выходки, далекие от простого безобидного баловства, – вот что стало любимыми проявлениями характера юного наследника престола. Он горячо ненавидел свою прекрасную сестру – принцессу Альзиру, презирал младшего брата – смирного вежливого Лионеля, сторонился заботливой матери и чурался отца-короля. «В семье не без Аберона!» – со вздохом сожаления признавали не только опечаленные родители, но и все прочие обитатели королевского дворца. «Выродок!» – более прямолинейно говорили простолюдины. К тому же принц оказался напрочь лишен музыкального дара, от рождения обязательно присущего другим жителям Поющего Острова, славящемся прекрасными голосами и редкостным талантом к стихосложению. Сам же Аберон всегда изъяснялся резкими каркающими звуками, а вместо написания утонченных баллад увлекся ужасными и запрещенными тайнами некромантии. Именно за противоестественные, отталкивающие в своей бездушности опыты над трупами мертвых животных, а как шептались по углам – и людей, наследник получил беспощадное прозвище Холодный. Прозвище прижилось.

Позднее, глядя на подрастающего наследника, король Шеарран начал задумываться: к чему способна привести передача престола, да и судьбы всего государства в столь ненадежные, пагубно слабые руки? Ибо Аберон преступно мало помышлял об общем благе, ставя превыше всего собственные амбиции и удовольствия. Куда больше на роль правителя подошел бы младший принц – Лионель, не по годам добрый и рассудительный юноша, по всеобщему мнению, прекрасный и душой и телом. Король как мог пытался скрыть от старшего сына столь невыгодные для того планы, но Аберон заподозрил неладное и скрытно начал собственную рискованную игру – отважно поставив на кон свободу и даже жизнь.

Учителей у принца не было никогда. Королевским отпрыскам преподавали риторику, философию, математику, танцы и прочие элитарные науки, которые Аберон считал пустой тратой времени. Но в полуразрушенных Дворцовых хранилищах он однажды случайно отыскал запыленный сундук, запертый на увесистый ржавый замок. Ключа в замке не оказалось. Позаимствовав в караульной огромный штурмовой топор, принц в течение получаса истово трудился над неподатливым запором. Наконец, замок не устоял и раскрылся. Восхищенному взору наследника предстала груда заплесневелых, переплетенных в светлую кожу книг. «Похоже, человеческая», – безразлично отметил альбинос, с нескрываемым вожделением жадно поглаживая магические фолианты. С тех пор его тайные походы в заброшенный подвал участились, удлинились и постепенно вошли в привычку, вскоре переросшую во всеобъемлющую страсть. Аберон путался в архаичном диалекте древних книг, портил зрение, дышал многовековой пылью и спорами плесневых грибов, но в итоге добился желаемого. Поначалу обучение шло с трудом. Но принц оказался способным, а точнее, самородным, гениальным магом, обладающим крупицами темной силы, по неведомо какой и, вероятнее всего, ошибочной причине помещенными в не предназначавшиеся для таких целей тело и разум. Незаметно миновало несколько лет, прежде чем Аберон убедился, что из искры разгорелся костер, а впоследствии и жаркое, всепожирающее пламя. Миру явился новый маг – необузданный, могучий и не знающий пощады. Злодей, не любящий никого и, в свою очередь, никем не любимый.