Сергей Алексеев - Очаровательная блудница

И хоть бы строчка, хоть бы намек, почему эти молчуны-погорельцы закапывали книги!

Этот профессор жил в Питере, и Рассохин уже прикидывал, как бы в ближайшие выходные с ним встретиться, искал адрес и телефоны, и в хлопотах выпало из памяти, что в субботу должна приехать дочь Жени Семеновой, из той же самой Северной столицы. Когда она рано утром позвонила в дверь, Стас в недоумении пошел открывать и, увидев на пороге женщину, отпрянул и потерял дар речи. Он вмиг вспомнил о Елизавете и так же вмиг узнал ее: перед ним стояла точная копия блудной отроковицы — тот же нос с горбинкой, большие глаза с выпуклыми веками, чуть впалые щеки и яркие даже без помады выразительные губы. И скорее всего, от этого внезапного сходства ощутил смущенное волнение, в первые минуты не знал, как себя вести — то ли как с реальным человеком, то ли как с привидением, вдруг возникшим из небытия.

— Простите, — сказало это явление в прихожей. — Могу я видеть вашего отца?

— Моего отца? — странный вопрос несколько вернул к реальности. — Но он давно умер…

— Я разговаривала по телефону, — смутилась Елизавета. — Со Станиславом Ивановичем Рассохиным…

— Это я, — признался он. — А вы копия Жени Семеновой.

— Да, мне говорили, — заметила она грустно. — Я очень похожа на маму… Значит, вы ее хорошо помните. А я представляла вас намного старше…

Сходство было не только внешним: оказалось, Лиза даже в профессии пошла по стопам матери и работала фотокорреспондентом в модном цветном журнале.

Потом он уловил все-таки первое, видимое различие: у Лизы не было в глазах той манящей улыбчивости, призывного изгиба приоткрытых губ, легкого, увлекающего и какого-то шелкового шелеста в голосе — всего того, что с избытком присутствовало у Жени Семеновой. И еще, волнуясь, заикалась немного на некоторых первых буквах. Возможно, поэтому она показалась сдержанной и замкнутой — в общем, дитя уже другого, неромантичного времени, хотя привезла с собой фотокамеру, чтоб заодно поснимать московские февральские пейзажи.

— Мне стала сниться мама, — призналась Елизавета, когда сели на кухне пить чай. — Нынче только, с января…

Рассохин вспомнил, что и ему Женя первый раз приснилась вскоре после Нового года.

— И теперь вижу ее почти каждую ночь, — продолжала она. — Сон один и тот же: мы сидим на даче и смотрим, как ласточки вьют гнездо на веранде. Сначала я обрадовалась: никогда ее во сне не видела, помнила по старым фотографиям… А потом это стало мучительно. Несколько раз ходила к психологу, была у экстрасенса, в церкви… В общем, все говорят одно и то же: мамы нет в живых, если за тридцать лет не объявилась.

Если бы она сделала паузу, Рассохин бы заполнил ее откровенным признанием и подтвердил, что и в самом деле Жени нет в живых, однако Лизе хотелось высказаться, поэтому она всего лишь подняла взгляд и продолжала:

— И еще говорят, надо успокоиться, принимать на ночь снотворное, больше бывать на воздухе, свечи ставить за упокой… А я не верю, что мамы нет. Чувствую — жива, и потому решила ее поискать. Мне кажется, она меня зовет, хочет, чтоб нашла… И теперь устанавливаю всех, кто знал маму, кто ее видел накануне… Разыскала бывшего начальника Карагачской партии, Гузь фамилия. Помните?

— Очень хорошо помню, — отозвался Рассохин и поймал себя на мысли, что все еще рассматривает гостью и ищет отличия.

— Он уже старенький, больной, с палочкой ходит. Но всех помнит, и маму, хотя видел, говорит, всего дважды. Мама была яркая, запоминающаяся, правда?

— Правда, — согласился он. — Она походила на греческую Афродиту. Известная скульптура…

— И еще, — после долгой и печальной паузы проговорила Лиза. — Скажите мне честно, без всяких предрассудков… Гузь мне сказал, моя мама была гулящая. Он сказал — блудница. То есть, насколько я понимаю, не очень-то тяжелого поведения…

— Сволочь он, этот Гусь! — отрубил Рассохин. — Ни стыда и не совести…

— Я ему почему-то верю. И слово старинное, не обидное — блудница.

— Болтовня, стариковский треп!

Сказал уверенно, а у самого перед глазами возникла картинка: сосновая грива среди болот, реликтовые деревья, и они с Женей друг против друга. У Рассохина в руках трехлинейная винтовка с примкнутым трехгранным штыком…

— Простите, Стас, — повинилась Елизавета, не поднимая глаз. — Мне и папа это же говорил. Только он называл ее грубо. Они поэтому разошлись… Да я и сама помню отдельные эпизоды…

— Мне трудно судить, — сдался Рассохин. — Мы и знакомы-то были три дня. Или чуть больше.

— Кажется, вы ее защищаете?

— Ваша мама не была блудницей, — как-то неловко стал оправдывать ее Рассохин. — Она Репе в глаз дала, тот с фингалом ходил… Никому не верьте!

И опять ощутил мгновенный позыв рассказать Лизе, как он, будучи больным, теряющим рассудок и охваченным приступом ревности, застрелил Женю Семенову. Однако это мимолетное движение души опять наткнулось на разум — не поймет, или хуже, испугается, примет его за помешанного…

— Мне показалось, Гузь судит о людях достаточно объективно, — не согласилась Лиза. — Он и вас вспоминал добрым словом, про Рассошинское месторождение говорил. Будто названо по вашему прозвищу — Рассоха. — Она впервые улыбнулась. — Много чего рассказал. А я люблю слушать всяческие истории из прошлого, даже на исторический хотела поступать… Гузь не знал ни адреса вашего, ни телефона. Слышал только, вы стали доктором наук, лет пять назад. Вот я вас по Интернету и вычислила. Гузь и сказал, вы были последним…

Елизавета замолчала, должно быть, подавляя спрятанные внутрь слезы.

— Только я этого не знал, — пришел ей на выручку Рассохин, — что вижу в последний раз. Этот Гузь послал мыть золото…

— А какой вы запомнили маму? — Она встрепенулась. — Может, какие-нибудь ее слова? Она что-нибудь рассказывала о себе?

— Рассказывала о вашем отце… Еще как опостылел ей Питер. И так, по мелочам… Да, и про ежиков! Как вы отняли ветку у ежихи.

Лиза молча достала из сумочки пластиковый пенальчик и вынула оттуда засохший ивовый побег величиной с карандаш.

— Ношу как талисман…

— Помогает открывать замки?

— Истины. — Она спрятала ветку.

— А у меня сохранилась одна ее вещица! — вспомнил Рассохин.

— Правда? — оживилась она. — Какая?

Стас открыл нижний шкафчик стеллажа с коллекцией минералов и вынул расческу.

— Вот… Даже с остатками ее волос.

Лиза бережно рассмотрела незамысловатый гребень, потрогала волоски, оставшиеся между зубьев, приложила к щеке.

— Можно, я возьму себе?