Вера Камша - Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.2

– Четырех, – поправил Карваль. – Три десятка во дворах и с десяток на крышах с мушкетами.

Сегодня Ворона осудят, а еще через пять дней убьют, то есть казнят. Если не вмешается кардинал, послы и судьба… Если они с Карвалем не свалят старый клен.

– Вы опасаетесь нападения? – Сердце подскочило и заколотилось, как в детстве на подходе к барьеру. – Или знаете о нем?

– Альдо Ракан отправляет нас ловить кэналлийцев. – Никола и не подумал опустить взгляд. – Если б я захотел освободить герцога Алва, то выбрал бы Шляпный. У кэналлийца много сторонников и становится все больше. Они не позволят его убить.

Осталось всего ничего, сказать вместо «они» «мы» – и заговор готов. Конечно, можно и промолчать…

– Вы возьмете Шляпный на себя? – раздельно произнес Эпинэ, сжигая последний и без того плохонький мостик.

– Да, но будет лучше, если мои люди получат приказ о дополнительном патрулировании Старого города. Герцог Окделл весьма щепетилен, когда речь заходит о полномочиях.

– Вы хотите сказать, глуп? – Если предстоит драка, вранье лучше отбросить. – Дик слишком молод, и он рано потерял отца.

– Я своего отца не помню, – набычился коротышка, – но это ничего не меняет. Если я предам, меня следует расстрелять, если не справлюсь с тем, что мне поручено, – разжаловать.

– А вы можете предать? – Они говорят о Диконе или сговариваются о нападении?

– Нет, монсеньор, – лицо маленького генерала стало странно торжественным, – на мою верность вы можете рассчитывать. Я выполню любой ваш приказ. Почти любой.

– То есть? Что значит «почти»? Договаривайте.

– Я не оставлю вас, даже если вы прикажете, – отчеканил Карваль, – и не только я. Мы в вашем распоряжении, монсеньор. Пока речь не идет о вашей жизни.

– Моя жизнь недорого сто́ит.

– Мой герцог, – свел брови южанин, – мы сами решаем, чему служить и за кого умирать. Если понадобится, мы это сделаем не хуже Алвы.

Спорить бесполезно. Никола не уступит, и Сэц-Ариж, и Дювье со своими теперь уже драгунами, и Форестье. Как там говорил Спрут – «мои люди слушают только меня»? Стали бы лиловые спасать своего герцога вопреки его приказу?

– По Гальтарским кодексам казнь назначат на утро пятого дня после оглашения приговора. Вам хватит времени?

– Должно. – Коротышка вновь был спокоен и деловит. – Лучше, чтоб это была Занха, но деревья растут и на других улицах.

Моро кэналлийцу пока не видать. Вернуть коня – все равно что расписаться в похищении, значит, нужно добыть мориска или хотя бы полукровку.

– Нужно подыскать подходящую лошадь.

– Лошадей, – поправил Карваль. – Я знаю, где купить полуморисков.

– Деньги возьмете у меня. – Он должен задать этот вопрос, не может не задать. – Вы понимаете, кого решились освободить?

– Разумеется, монсеньор, – подтвердил Никола. – Я освобождаю Талиг. Могу ли я вернуться к своим обязанностям?

– Отправляйтесь. – Эпинэ внезапно понял, что улыбается. – Желаю вам обнаружить побольше… кэналлийцев.

Я вас предупреждаю, вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет,Хлебнете вы неисчислимых бед,Я вас предупреждаю, вам же хуже…У вас ни памяти, ни чести нет,Свинья душой, ступайте ж в вашу лужу…Я вас предупреждаю – вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет.

Почему-то вспомнилось, что эта мерзость называется триолетом. Триолет был выведен каллиграфическим почерком на оборотной стороне выписок из кодекса Диомида, которыми снабдил Высоких Судей еще Кракл. Под виршами виднелась прозаическая приписка. Граф Медуза лаконично уведомлял герцога Окделла, что в случае вынесения герцогу Алва смертного приговора он, Суза-Муза, возьмет дело в свои руки, и горе тем, кто встанет у него на пути. Далее следовала подпись и печать со свиньей на блюде. Неведомый затейник продолжал свои шуточки на глазах у целой армии военных и судейских…

Дрожа от ярости, Дикон перечитал послание. Граф был верен себе, кусая именно тогда, когда про него забывали. Подлец пролезал в самые невозможные щели, путая следы не хуже знаменитого лиса-призрака [2]. «Я вас предупреждаю – вам же хуже…» Безграничная наглость, но кто за ней стоит? Найденный было ответ после исчезновения Удо обернулся новыми вопросами. Тех, кто не мог быть Сузой-Музой, Дик знал наперечет, но не подозревать же всю столицу.

– Монсеньор. – Помощник экстерриора казался смущенным. – Монсеньор… Вам не попадалось в бумагах адресованного вам послания вызывающего содержания?

– Нет. – Дикон торопливо облокотился на злосчастный кодекс. – А что, кто-то получал?

– Господин гуэций, господин супрем, господин обвинитель, а также большинство Высоких Судий, – с готовностью перечислил чиновник. – Им были подброшены оскорбительные стихи с угрозами.

– Вот как? – Начав врать, нельзя останавливаться. – Что ж, писавший, кем бы он ни был, знает, что угрожать Окделлам бессмысленно.

– Письма подписал так называемый граф Медуза, – сообщил судейский. – Монсеньор, возможно, есть смысл просмотреть бумаги на вашем столе?

– Нет. – Показывать вирши не хотелось, а для расследования хватит и того, что нашли. – Мне ничего не подбрасывали. Покажите мне то, что подкинули герцогу Придду.

– Конечно, монсеньор…

Любопытно, чем припугнули Спрута? Ричард протянул руку, в нее послушно лег плотный лист. Начало было до отвращения знакомым:

Я вас предупреждаю, вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет,Вам лучше не родиться бы на свет,Я вас предупреждаю, вам же хуже,Достойней дать единственный ответ,Чем спорить со свиньею неуклюжей…Я вас предупреждаю, вам же хуже,Коль скоро вы отринете совет.

– Герцог Окделл читает чужие письма? – Валентин Придд собственной персоной стоял за спиной чиновника. – И почему это никого не удивляет?

– Поимка Сузы-Музы входит в обязанности цивильного коменданта Раканы, – отрезал Дикон, бросая злополучный листок на стол.

– В таком случае нашему таинственному другу ничего не грозит. – Длинные пальцы ухватили послание. Словно щупальца. Придд пробежал глазами письмо и аккуратно сложил. – Граф настроен весьма решительно, впрочем, в том, что касается меня, он прав. Я и впрямь злоупотреблял вашим вниманием.

– О нет! – Дику удалось выдавить из себя улыбку. – Что вы скажете насчет совместной прогулки после обеда?

– Если мы покончим с судейскими обязанностями, – уточнил Спрут, – в противном случае нас могут счесть дезертирами.

– Разумно, – согласился юноша и, чтобы не видеть Придда, уткнулся в обвинительный акт. Черные строчки доносили об убийствах, нападениях, злоупотреблениях, но вдуматься в написанное не получалось, может быть, потому что главного в бумагах не было и о нем не знали ни Фанч-Джаррик, ни гуэций, ни Спрут.