Вера Петрук - Чужая война
Его разбудил холод, покрывший песок бисером инея, от чего вся пустыня сверкала, словно облитая серебром. Его блеск отражался у него на лице, растекаясь по коже ледяными каплями. Было тихо.
Растирая закоченевшие пальцы, халруджи вспомнил о саксауле, с которого Камо успел объесть всю кору. Наломав сухих веток, он собирался развести костер, когда его внимание привлек новый звук. Источник мог быть только один. Так песчинки скребли по мертвой кости, обглоданной солнцем и временем. Вскоре Арлинг различил и запах — едва слышный, тонкий аромат высушенной кости. Убедившись, что внутри не притаилась змея, Регарди осторожно поднял череп антилопы. Если бы не жара и усталость, накопившаяся после двухдневного путешествия в обозе, он заметил бы его еще вчера, и тогда ночевал бы не на бархане посреди бесконечности, а на дороге, ведущей в Самрию.
Опустившись на колени, Арлинг тщательно исследовал песчаный склон, обнаружив еще один череп, на этот раз, человеческий. Сердце радостно стукнуло, но он вздохнул с облегчением лишь тогда, когда нашел еще несколько костей. Ошибки быть не могло. Регарди заснул всего в нескольких салях от тропы, ведущей к старому тракту.
Любая дорога в пустыне начиналась с костей. Они обрамляли ее, словно бордюрные цветы, заботливо высаженные садовником. Чем крупнее был тракт, тем больше скелетов было насыпано вокруг него. Порой эти кости и черепа были единственными вехами, указывающими направление, так как легкий на подъем песок засыпал все дороги. И в этом заключалась жуткая ирония путешествий по пустыне. В смерти других живые искали свое спасение.
Ночь наступила незаметно. Арлинг брел на север, утопая по щиколотку в песке, Камо уныло плелся следом. Пить хотелось не так сильно, как днем, но о воде думалось постоянно. Регарди был даже этому рад. Пусть лучше его мысли занимает последний оставшийся бурдюк с водой, а не то, как он будет искать Сейфуллаха в Самрии. Утешало то, что Тракт Земли Сех, куда его должна была вывести тропа, начинался со старого колодца, который никогда не пересыхал. Чтобы не потерять направление, он шел пешком, часто останавливаясь и ощупывая песок руками. От источника, где заночевала армия, до старой дороги было не больше трех тысяч салей, и Регарди надеялся, что скоро их с Камо усилия будут вознаграждены.
Если бы иман видел, как его ученик ползал по дюнам, отыскивая на ощупь кости и черепа, он бы его засмеял. Но Арлинга судить было некому. За время жизни в Сикелии Регарди так и не смог научиться доверять пустыне. В шумном городе он чувствовал себя куда увереннее, чем на бескрайних просторах Холустайской пустоши. И хотя в пустыне всегда было тихо, эта тишина только усиливала его восприятие, пугая неизвестными, едва различимыми звуками, о природе которых он даже не догадывался.
Далекие гулы, похожие на вздохи великана, разноголосье вечно двигающихся песков, шепот солнца на гребнях дюн и отголоски загадочной жизни пустынных обитателей — все это настораживало, тревожило и отвлекало. Запахи были похожи на звуки. Ему казалось, что он чувствовал сухую кочку дырисуна, но стоило дотронуться до нее, как ветер превращал ее в пучок старого ковыля и, смеясь, проносил траву над его головой. Песком пахло все: небо, солнце, Камо, кости и редкие насекомые, которые встречались в высушенных скелетах. Однажды он перепутал скорпиона с неядовитым пауком-фалангой и едва не закончил путь под кустом чингиля.
Такие ошибки огорчали, но настоящую тревогу он почувствовал, когда кости и черепа все-таки вывели его к старому глинистому узбою Холустая, по руслу которого тянулся старый тракт, принадлежащий ранее могущественной империи Сех. Сейчас от нее сохранились лишь воспоминания да дороги.
Оставив Камо ковырять лапой растрескавшуюся почву, Регарди принялся искать колодец. В последний раз, когда они с Сейфуллахом шли по сехскому тракту, он почувствовал воду задолго до того, как взору караванщиков открылся заветный источник.
Арлинг обегал все окрестности, но везде его встречал лишь песок. Раньше источник находился в месте слияния тропы с трактом, но теперь там возвышались одни барханы.
Вернувшись к Камо, халруджи замер от неожиданного открытия: дорога стала уже. Если раньше в сухом русле могли разойтись два верблюда, то сейчас с двух сторон к Камо вплотную подступали пески. И как Арлингу не хотелось верить в то, что колодец засыпало, нельзя было не признать очевидное. Пустыня с завидным постоянством уменьшала шансы человека на выживание.
Легкий приступ паники удалось подавить не сразу. Регарди позволил себе еще некоторое время посмаковать возникшую в голове картинку о том, как Камо несет его высохшее без воды тело, после чего опустился на колени у ног верблюда и тщательно очистил сознание от залетевшей в нее с песком шелухи. Его не должен беспокоить засыпанный колодец. Все что волновало халруджи — это благополучие его господина. Возможно, он найдет Сейфуллаха еще до Самрии. Если Аджухам пришел к этому колодцу без воды, то до следующего источника он мог и не дойти.
Решив быть настолько внимательным, насколько это возможно, халруджи торопливо направил Камо по высохшему руслу. Горбатому не нравилось идти по глинистому узбою, и он все время пытался свернуть на мягкий песок, но Арлинг твердо возвращал его обратно, ругаясь на то, что духи пустыни дали ему в попутчики такого упрямого верблюда. Порой ему казалось, что Камо все-таки сошел с тракта. Тогда, не доверяя ощущениям, Регарди слезал с верблюда и ощупывал землю руками, чтобы убедиться, что под ногами по-прежнему было глинистое, растрескавшееся русло. С такими темпами передвигаться быстро не получалось. Близился рассвет, а он по-прежнему не нашел ни одного следа Аджухама на тракте.
Иман любил говорить, что ночь в пустыне коротка, словно первый поцелуй возлюбленной. Арлинг мечтал о том, чтобы ночная прохлада длилась вечно, но еще до рассвета горячее дыхание солнца проникло в Сикелию, обещая безжалостный зной в небе и раскаленную почву под ногами.
Решив осмотреться, он оставил Камо в узбое, а сам взобрался на бархан. Внимательно прислушиваясь к ночи, Арлинг старался не пропустить ни одного запаха или звука. В воздухе пахло песком, останками жертв пустыни и древесиной чингиля, ветер едва слышно скреб по гребням дюн, а в зарослях кустарника утроили возню мыши-песчанки. Расслабившись, он постарался не замечать окрестные шорохи и ароматы, сосредоточив внимание на дальних областях.
В нос ударил резкий запах соли, и халруджи задумался о его источнике. Даже соляная река Холустай не пахла так сильно. Гадая, что бы это могло быть, Арлинг вспомнил, как Сейфуллах рассказывал о большом озере соли, которое лежало рядом с трактом. Неужели он дошел до него так быстро? Если это, действительно, было озеро, а не мираж, то где-то рядом должен был находиться второй колодец. Оставалось надеяться, что пустыня не забрала себе и его тоже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});