Евгений Малинин - Магистр

Мой домовой ангел-хранитель только посмотрел на меня и тут же вывел правильный диагноз:

– Ты куда это собрался?…

– В ванну… – попытался я уклониться от долгих объяснений, но Егорыча просто так с темы не собьешь.

– А после ванны, послезавтра?…

– Ты что, все мои разговоры подслушиваешь?…

– И подслушивать нечего, у тебя все на лбу написано…

– Что написано?… – Я чисто машинально провел рукой по лбу.

– Все!… И не пытайся затереть… Давай говори, куда послезавтра уходишь?

И присел рядом с домовым на постель.

– Придется мне, Егорыч, еще разок через Переход смотаться… – как можно беззаботнее проговорил я.

Но его чутья мне обмануть никогда не удавалась. Домовой встал на кровати во весь свой маленький рост и внушительно произнес:

– Обязательно до этого встреться с Данилой!…

Следом за этим коротким наставлением он развернулся и, не развивая темы, удалился прямо сквозь стену в проходящую за ней вентиляционную шахту.

А я прошел в ванную комнату смывать с себя пыль дальних стран.

Когда я появился из ванной, Людмилушка уже была дома. Моя главная драгоценность уже шесть лет работала нотариусом и была в своем деле довольно известным специалистом. Но именно это задерживало ее на работе на совершенно неопределенное время. Так что мне еще повезло. Правда, и сам я был хорош. Во-первых, я очень часто отлучался на полигон и проводил там довольно много времени, во-вторых, все чаще мне приходилось выезжать за рубеж, также по своим колдовским делам. Сейчас, припоминая свои последние поездки, я неожиданно понял, что Антип совершенно прав в оценке международной ситуации. В общем, мы с женой были рядом гораздо меньше времени, чем нам хотелось бы. А еще нам хотелось бы завести дочь, но мы все никак не могли выбрать для этого время.

Спать мы легли, естественно, пораньше, а заснули, естественно, довольно поздно. Я сразу рассказал ей, что собираюсь в Разделенный Мир и что не знаю, когда вернусь, и моя лучшая половина восприняла это известие довольно стойко.

– Я знала, за кого выхожу замуж… – только и сказала она. Ни слез, ни упреков.

Но в общем-то все это по большому счету для моей истории не важно. А важно то, что на следующее утро – Людмила еще даже на работу не ушла – к нам заявился Данилка.

Из маленького шустрого мальчишки он превратился в высокого симпатичного парня. Свои голубые простодушные глаза он прятал за стеклами темных очков, но мягкий уступчивый характер спрятать ему было гораздо сложнее. И этим вовсю пользовались его многочисленные друзья и знакомые. Единственно в чем он был тверд, это в использовании своего Дара. Еще никому не удалось уговорить его без веской причины заняться предсказанием будущего.

Однако в этот раз стоило ему войти в дверь нашей квартиры, как я сразу понял, что Егорыч на меня накапал.

Данила старался казаться веселым и раскованным, но притворяться он не умел, и его тревога буквально была написана у него на лице. К тому же я сразу почувствовал, как он попробовал незаметно поворожить. Я взял его под руку и негромко попросил:

– Давай-ка мы твои исследования отложим немного. Вот сейчас позавтракаем, тетя Люда нас покинет, и тогда ты вволю попрактикуешься…

Он смутился, как нашкодивший мальчишка, и с облегчением кивнул.

Мы спокойно позавтракали. Затем я проводил своих родных на работу, в школу и на рынок, и мы с Данилой остались вдвоем на кухне. Больше нам ничто не мешало, поэтому Данила спросил в лоб:

– Дядя Илья, это правда, что ты в Разделенный Мир уходишь?

– Да, – ответил я так же прямо.

– Возьми меня с собой… – В его глазах зажглась мольба, хотя он прекрасно меня знал и ни на что не рассчитывал.

– Нет, Данилушка, это исключено. Тебе вообще-то даже знать об этом не положено.

Он тяжело, но понимающе вздохнул.

– Тогда я хоть посмотрю, что тебя ждет?…

– Ну, посмотри, – нехотя согласился я. Я вообще не люблю предсказания и предсказателей, за исключением, конечно, Данилы. Все эти экскурсы в будущее мало что давали в практической деятельности, а рассказы о том, чего следует ожидать, бывали весьма расплывчаты и многосмысленны.

Давно прошло то время, когда Даниле снились вещие сны. Впрочем, может быть, они ему снились по-прежнему, только теперь он вполне освоился со своим Даром и мог использовать его уже по своему усмотрению. Так что мне не пришлось ждать, когда ему приснится сон. Данилка просто налил из остывшего чайника чашку воды, накапал в нее из принесенного с собой пузыречка несколько капель прозрачной жидкости и мелкими глотками выпил эту воду.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем его лицо застыло, словно восковая маска, глаза широко раскрылись, зрачки расширились, и он, деревянно повернувшись на своем стуле, уставился своим застывшим взглядом мне в лицо. Несколько секунд он не отрываясь вглядывался в мои глаза, а потом начал говорить. Фразы нехотя сползали с его языка, как будто он не желал произносить того, что видел. Но Дар должен был выплеснуться, поэтому его голос звучал ровно, без каких-либо эмоций, только постепенно затихая, будто бы его гортань уставала выталкивать слова.

– Будет безумие и будет забвение… Будет кровь и будут слезы… Будут встречи и будут прощания… Ты встаешь на Путь, который станет для тебя последним… который станет для тебя главным… который станет для тебя Крестным… Будет потеря… Потеря большая… Потеря невосполнимая… Потеря самого себя… Но пройти этот Путь до конца можешь только ты…

На этих словах голос его совсем затих, глаза закрылись, весь он как-то обмяк и начал валиться со стула на пол. Я успел подскочить к нему и поддержать падающее тело. Приняв потерявшего сознание Данилу на руки, я поднял его и с трудом – он все-таки был здоровым парнем – потащил в гостиную на диван. Когда же я уложил его, он, не открывая глаз и не приходя в себя, неожиданно еле слышно прошептал:

– Берегись темного клинка.

После этого, судя по его ровному дыханию, он уснул.

Я почесал в затылке и пошел собираться в дорогу. Уходить я намеревался на следующий день к вечеру, но подготовить все надо было сейчас. Сегодняшний вечер я хотел полностью посвятить семье, завтра с утра надо было добираться до перехода.

Я снял с ковра, висевшего на стене гостиной, свое оружие – шпагу, подарок старого Навона, дагу, выращенную Опиным, и две пары отличных метательных ножей. Положив оружие на стол, я сходил к встроенному шкафу и принес небольшой кожаный мешочек с двумя десятками ограненных камней. Из имеющегося опыта я знал, что камешки – самая ходовая валюта там, куда я собирался. К этому я прибавил еще запасной комплект своей любимой серой одежки, старую палатку и еще кое-какие припасы. Затем, убедившись, что Данила спокойно спит, я принялся составлять заклинание тайного мешка.