Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

— Пауканы скакали по всему залу, — графиня с отвращением передернула плечами, — дуксы тоже. Тогда капитан охраны попросил господ не волноваться и на время ловли монстров перейти в комнату для переговоров. Дуксы перешли. Там их ждала вдова адмирала Скварца. Очень сердитая. Надо сказать, в комнате для переговоров нет окон и только одна дверь, ведущая в зал с пауканами…

Арлетта закрыла шкатулку и подкрасила губы, завершая туалет. Бертрам ждал продолжения. Эмиль вряд ли догадался ему написать, вот матери он под настроение пишет… Лионель, тот пишет чаще. Не столько дражайшей родительнице, сколько сестре экстерриора и влиятельной в Приморской Эпинэ особе. Ну а Арно — вылитый Эмиль десять лет назад. Если б не Жермон, она б не знала о безобразнике ничего.

— Представляете, моего старшего младшего сына пытались убить во сне. Такая глупость!

— Возмутительно. — Огромная лапища коснулась набалдашника трости, с которой Бертрам не расставался никогда. — Фельпцев извиняет лишь невежество. Откуда дуксам знать, что Савиньяка можно убить только в бою…

— Савиньяка еще может убить друг, — Арлетта провела рукой по лицу, словно снимая паутину, — а это были всего лишь наемники. Скорее всего, гайифские. Главного Эмиль спросонья прикончил, второй знал не так уж и много. Эмиль хотел пристрелить мерзавца, но этот мальчик… Его подобрал Росио, а теперь взял мой сын. Этот мальчик напомнил об убитом фельпском адмирале и о том, что наш убийца может что-то об этом знать. Эмиль отослал негодяя вдове. Лионель поступил бы так же.

— Несомненно, — изрек Валмон, словно печать приложил, — разные побуждения часто приводят к одинаковым поступкам. Взять хотя бы «Историю Агарийской армии»… Этот выдающийся труд был написан сорок восемь лет назад тогдашним агарийским послом в Паоне и там же издан за счет хозяев. Гайифский император презентовал его дружественному агарийскому королю. Вчера я последовал его примеру.

— У мужа такой книги не было. — Арно вообще считал агарийскую армию недоразумением. «Юг, — смеялся он, — разучился воевать лет сто назад». Тогда графиня Савиньяк в военном ничтожестве гайифцев и агарийцев не сомневалась. Это было нетрудно — она жила с любимым в великой стране и ни за что не отвечала.

— «История Агарийской армии», да будет вам известно, делится на три части. — Бертрам не смотрел на Арлетту, как десятью минутами раньше она не глядела на его носильщиков. — Первая часть повествует о победах Золотой Анаксии и Золотой же Империи, ведь среди солдат и офицеров могли затесаться предки будущих агарийцев. Во второй части повествуется о подвигах уэртского корпуса, пришедшего на помощь Гайифе в начале Двадцатилетней войны; при этом все попавшее в промежуток между Золотой Империей и Олларами куда-то исчезло. Затем историк переходит к подвигам агарийской армии, сражавшейся с алатскими и талигойскими полчищами. Эта часть наиболее примечательна. Там в каждой главе подробно расписывается сражение у какого-нибудь оврага или огорода. Описание прерывается на самом возвышенном месте, после чего следует напечатанное мелким шрифтом примечание под названием «Причины неудач». И так все восемнадцать глав.

Увы, не так давно в гариканской королевской библиотеке случился пожар. Я не уверен, что книга уцелела, вот и отправил Его Величеству Антонию отыскавшийся у меня экземпляр.

— Я, кажется, догадываюсь зачем. — Арлетта с нежностью посмотрела на гостя. — Не знаю, права ли я. Вы слишком вежливы, чтобы сказать правду, если я ошибусь…

— Это вы слишком вежливы, — парировал Валмон, — выслушивая по старой дружбе мою болтовню. Я послал «Историю Агарийской армии» королю Агарии с наилучшими пожеланиями и одним-единственным вопросом: желает ли он вписать в изданный в Гайифе том очередную главу с очередным примечанием или же считает книгу законченной… Но как же вы правы, надев эти изумруды!

— Разумеется, — подтвердила графиня Савиньяк, — ведь эти камни напоминают о Бергмарк, о том, что по крови я — Рафиано, и о нашей состоятельности. Отношение бергеров к мятежникам общеизвестно, но с Рафиано всегда можно договориться, хотя за нанесенный ущерб мы берем дорого.

— Вы забыли главное, — ухмыльнулся Валмон. — Изумруды удивительно подходят к вашей коже и зеленому бархату. Вы собирались их надеть и без моего совета, не так ли?

— А вот этого, — с достоинством произнесла графиня, — вы никогда не узнаете. Бертрам, я ценю ревматизмы наших гостей. Сейчас нам подадут шадди с печеньем, вы прочитаете письма моих сыновей, и мы спустимся.

«Мой дорогой друг! Мы ведь друзья, не правда ли, причем я Ваш друг дважды. Не думайте, будто я не понимаю, чем Вы рискуете, спасая дорогого нам обоим человека, так располагайте мною и моим именем как Вам угодно.

Слушая рассказы старого Габайру, я словно бы воочию вижу Вас с кудряшками и пряжками, склонившимся перед скоропалительно переодевшимся молодым человеком. Я понимаю, что последний вознамерился жениться на деньгах моего отца и чужой реликвии, и очень надеюсь, что, ловя радугу в небе, он споткнется о ведро. Посылаю Вам четыре длинных незапечатанных письма. Надеюсь, они достаточно глупы, чтобы очаровать «жениха», ведь я перенесла в них кое-что из дневника моей сестры; кроме того, они помогут Вам изучить мой почерк. Я не знаю, что Вы задумали, но у меня нет сомнения в том, что Ваш план увенчается успехом. Вы умны, смелы и преданны, я же могу лишь молиться за тех, кто мне дорог, что и делаю, хотя предпочла бы разговору с небесами нечто более действенное.

Прошу Вас передать герцогу Алва, что я останусь его преданным другом, с кем бы он в будущем ни связал свою судьбу. Мое сердце и моя дружба, в отличие от моей руки и моего разума, принадлежат лишь мне. Отец это знает. Он доверяет мне почти так же, как Габайру, а Вам почти так же, как мне, но Вами он еще и восхищается.

Берегите себя. Это не вежливость, это искренняя просьба. Я боюсь за Вас не меньше, если не больше, чем за герцога Алва, ведь Вы — обычный человек, хоть и «весьма дальновидный и своеобразно мыслящий» (угадайте, кто дал Вам столь лестную характеристику). Посылаю Вам точные копии своей личной печати и большой печати отца. О первом он осведомлен, о втором — нет.

Любящая Вас Е.».

«Любящая…» И это принцесса! Еще никогда виконт Валме, а ныне граф Ченизу не был столь близок к тому, чтобы прослезиться. Елена Урготская была удивительной девушкой, а Альдо Ракан — удивительной дрянью, но дрянь эта по-прежнему восседала во дворце и, в отличие от несчастного Надора, проваливаться не торопилась.