Сергей Шведов - Белые волки Перуна

Вызов его принял Войнег. И не бросился сломя голову, а осторожно качнулся вперёд, переступая с пятки на носок. Бакуня, даром что кожа да кости, боец изрядный, редкостный боец, на хитрости гораздый. Вот и сейчас указал мечом в одну сторону, а сам ногой подсечь норовит Войнега, да только Войнег тоже себе на уме и не с нынешнего утра взялся за оружие. Так они и топчутся друг против друга, сторожа каждое движение. Дураку покажется, что неумехи перед ним, но с дураков, как известно, спроса нет.

Бакуня меч вперёд вынес, да Войнег отбил, а потом к ещё и ногой зацепил противника под колено. Пришлось матёрому показывать всю свою прыть, чтобы устоять на ногах.

- Хорош волчонок, - одобрил Бакуня. - Пора подпускать к вражьему горлу.

Зубы заговаривал Бакуня, а сам целил носком сапога в пах, да только не застал тем движением Войнега врасплох. Прыгнул отрок вверх, а потом крутнулся в воздухе и врезал матёрому пяткой в ухо. Бакуня отлетел к выходу, голову почесать на досуге. А Бирюч смеётся - доволен. Бакуня отчесал своё и тоже похихикивает. В глазах у гостя нет злобы - сам научил Войнега этому удару, вот и вернулась наука к учителю звоном в ушах. А у победителя, конечно, все зубы на виду. Шутка сказать, одолел Волка, который не одну глотку перегрыз во славу Перуна.

- Пора, пора, Бирюч, - почти пропел Бакуня. - Нельзя таких клыкастых держать на привязи.

- Ладно, - сказал Бирюч. - Выкладывай.

Бакуня взял хворостину и придвинулся к очагу:

- Вот Новгород, вот река Волхов, а здесь Рюриково городище, где сидит ныне боярин Привал. А здесь, у самого бора, Збыславова усадьба. Как дерево покроется листом, я пришлю тебе весточку, но уж ты тогда не мешкай. Боярин-то живёт всё больше в Новгороде, а в своём селе бывает наездами.

- А велика ли дружина у боярина? - спросил Ратибор.

- Дружина немалая, - ответил Бакуня. - А ты уже и забоялся?

- Я к тому, что Рюриково городище рядом, - обиделся на Бакунины слова Ратибор. - А там, сам говоришь, киевский наместник Привал сидит, бросит он своих мечников на коней, мы и ахнуть не успеем, как они повиснут у нас на хвосте.

- Да где ж рядом-то, - возмутился Бакуня. - Вёрст десять с гаком, да в том гаке ещё три версты.

- Ратибор дело говорит, - сказал Бирюч, почёсывая затылок. - Огонь издалека видно, а мы пеши. Да и смерды из сельца прибегут на пожар с топорами.

- Коней мы возьмём в Збыславовой усадьбе, - заверил Бакуня. - А смердов, коли шебаршить начнут, перехватим здесь, в низинке. Боярская усадьба стоит на горке, пустим сверху десяток стрел, враз отобьём пыл.

Ладомиру страсть как захотелось коня - верший не то, что пеший, земля сама уходит из-под конских копыт. А у них в гонтище на всех два коня, не то, что у боярина Збыслава.

Все уже угомонились к ночи, а Ладомир никак не мог уснуть. Думалось той жизни, что текла бурно, как волховская вода в ледоходную пору, за пределами родного бора. Странная жизнь и странные люди. Девок, говорят, в том Новгороде не считано. Так прямо стаями и ходят по мощёным улочкам. И чего тут думать, спрашивается, не век же Волкам куковать в лесу.

А думал Бирюч аж до самого лета, когда взошедшая по весне трава попёрла в рост. И давно уже всё было готово - мечи наточены, калёны стрелы слажены. Из доспехов только у Бирюча был колонтарь, а остальные как встали, так и пошли - доспех дело наживное.

Шли бодро, как намасленные катились. Хорош бор летом - чуть пригнулся, и нет тебя. К оленю ли подкрасться, к кабану ли - плёвое дело. Стелешься, стелешься по траве, а потом хоть стрелой бери, хоть ножом. Ножом, конечно, труднее, но и эту науку преподал им Бирюч - у волка ни стрелы, ни сулицы, а без добычи не остаётся. У человека ни клыков, ни когтей нет, зато ему дан разум, и этот дар богов многого стоит. А уж коли человеческий разум обернуть в волчью шерсть, то равных такому Перунову мечнику не найдётся на всём белом свете.

– Всемером вряд ли сладим, - засомневался Сновид, почёсывая изъеденную гнусом щеку. - У боярина полный двор мечников.

- А кто тебе сказал, что всемером, - усмехнулся Ратибор. - В условном месте нас будут ждать Плещеевы отроки.

Ладомир видел Плещея несколько раз, бывал тот у них в гонтище. Ражий мужчина с непомерно широкими плечами, оттого и прозван так. Лицо у Плещея заросло бородой по самые глаза, а на лбу шрам, видать мечом паханный. И глаза у него всегда прищурены, словно он добычу скрадывает.

- У Перуна много волков, - сказал Ратибор. - Только вокруг нашего капища почти сотня молодняка. А сколько матёрых, таких как Плещей и Бирюч, знает, наверное, только кудесник Вадим. И в землях древлянских, и в землях полянских, и у кривичей, и у радимичей тоже есть Перуновы капища, и в тех местах ему тоже служат.

- А у кривичей-то почему? - удивился Твердислав. - Ведь они нам враги?

У Твердислава глаза синие и глубокие, как лесные озёра, оттого, наверное, он соображает медленно - пока на ту глубину дойдёт, так раза два вокруг леса обежать можно.

- Все, кто Перуну кланяются, наши, - твёрдо сказал Ратибор. - А все остальные - враги.

Твердислав промолчал. Видно было, что не согласен с Ратибором, но спорить не стал. Себе на уме, даром что тугодум. А на кривичей у Твердислава зуб, дом они его сожгли. А более он ничего не рассказывал про своё детство, может просто не помнил, как Ладомир, а может, вспоминать было тошно.

- А у боярина Збыслава есть дочка?

И кто, спрашивается, тянул Ладомира за язык, а вот сорвалось как-то. Пересвет чуть на зелену траву не пал от смеха, аж голыми пятками притопнул, словно собрался пуститься в пляс. С Пересвета что взять, но ведь и другие тоже ржут, как кони. Добро бы глупость какую сморозил Ладомир, а то ведь всем любопытно посмотреть на девок, и Пересвету, и Бречиславу, и Сновиду.

Бакуня объявился под вечер, когда оттопавшие вёрст тридцать по лесным дебрям лесные волки завалились отдыхать у костра. И ведь нашёл он их в этой зелёной хмари, не заплутал лешим на потеху. Был Бакуня в сапогах и жёлтой рубахе. В таких, наверное, ходят только князья да бояре. И коня он за собой вёл в поводу. Чужой, похоже, конь и седло чужое.

- Пошли, - коротко бросил Бирюч и первым шагнул в ночь.

А ночь-то выдалась не для татьбы. Светло было так, что Ладомир шагов за пятьдесят разглядел подъезжающих Плещея и его Волков. Если судить по виду, то никак не старше были те волки Ладомира, а уже на конях и в сапогах. Обидно Бирючевым отрокам. Ладомир до того огорчился на чужое богатство глядя, что даже прослушал Бакунины наставления. Одно его утешило: Плещеевы в напуск тоже пеши пошли, а коней оставили в кустах. Ладомир своё место в общем строю знал твёрдо - в затылок Войнегу и на шаг впереди Ратибора, а если в цепь, то Войнег - ошую, а Ратибор - одесную. У боярина Збыслава не усадьба, а целое городище, и тын в два человеческих роста, бревном к бревну. Псы за тем тыном прямо-таки заходятся от лая, и лай у них басовитый. Да оно и понятно, худых сторожевиков не станут держать при богатом боярине. Добра-то у Збыслава полная усадьба. А Ладомиру бы только сапоги, как у Бакуни, ну и рубаху тоже, а ещё лучше колонтарь, чтобы не каждый меч брал. И коня бы не забыть под седлом, чтобы не было стыдно пред Плещеевыми отроками. А так больше ничего Ладомиру и не надо. На вид ворота в боярской усадьбе крепки, тараном не прошибёшь. И ни щели тебе, ни зазубринки. Дубьём в такие ворота стучаться - себе дороже, враз с деревянной башенки приветят калёными стрелами. Волчья рать затаилась шагах в сорока от боярской усадьбы в неглубокой ложбинке. Лежать удобно, земля за день прогрелась Даджбоговыми стараниями, да и травка под бочком мягкая. Ладомиру любопытно, что дальше будет, но голос подавать нельзя, про то Бирючёв наказ строгий. Не малец уже, сам должен соображать, что к чему. Бакуня ужом скользнул к тыну и верёвку с крюком кинул в навершье, а потом птицей взлетел к тёмному небу, да и растворился там. Следом за Бакуней к боярину 3быславу в гости залетели ещё две ночные птицы. И вряд ли те птицы хозяевам в радость.