Альфа-особь - Андрей Викторович Стрелок
— Вот сука.
Он, недолго думая, потянулся за вилами возле двери. Через две секунды проткнутая железными зубьями тварь беспомощно трепыхалась, верещала, издавая непривычный клекот.
Вадим добил мутанта топором, отделил голову от тела. Затем одел резиновые перчатки, отнес тушку за полкилометра подальше в сосновый лес и сжег. По телевидению рекомендовали избавляться от переносчиков заразы путем кремации. Хронофаг крайне заразен, любое попадание инфицированной крови, слюны, на слизистые, не говоря о воздушно-капельном распространении, грозит непоправимыми последствиями. Вадиму оставалось надеяться, что все обойдется. Однако сам факт появления мутанта ни о чем хорошем не говорит.
Вслед за птицами приходят твари намного опаснее. Мутировавшие люди, собаки или прыгуны, являющиеся порождениями ульев.
В начале эпидемии никто и представить не мог, что инфекция способна порождать абсолютно новые виды, формировать не похожие ни на что экосистемы. Отсиживаться на дедовской даче в долгосрочной перспективе гиблое дело, нужно уходить на север.
Мурманск с базой Северного флота вроде неплохо держится. С наступлением холодов прыти у зараженных тварей резко поубавится, они попрячутся в логовах, собьются в кучи, лишь бы сохранить тепло. Даже плюс пять-семь ночью вирусным уродцам доставляет дискомфорт, грядущую зиму люди ждали с надеждой.
Если уж зараженные не передохнут от голода и жажды, то холод многих наверняка доконает.
Как оказалось, в отсутствие мяса зомби переключаются на менее питательную органику, пожирая траву, листья, ягоды, насекомых, любой доступный мусор. Разум оставил инфицированных, но тяга к выживанию никуда не делась. Хронофаг — необычный вирус, он стремится сохранить жизнь носителя, улучшить его характеристики и даже придать новые свойства.
После встречи с зараженной птицей Вадим усилил меры безопасности: заколотил окна снаружи и изнутри, оборудовал спальное место в погребе и отныне не расставался с карабином ни на минуту.
Парень не делал этого раньше, поскольку в глубине души надеялся на благоприятный исход событий,
Вскоре пала Москва, президента из Кремля эвакуировали в правительственное убежище на Урале. Оттуда будет осуществляться руководство армией и государственными структурами. Страна с каждым днем все глубже погружалась в пучину анархии. Впрочем, Вадим больше следил за происходящим в северной столице.
На набережных Невы царила паника: толпы людей устремлялись к вокзалам и автобусным станциям, но ни один из поездов уже не уходил по расписанию. Платформы перегорожены военными, слышались автоматные очереди. Кому-то удавалось прорваться в грузовые поезда или в колонны машин, уходившие в область, но такие попытки заканчивались чаще всего расстрелами или столкновениями с зараженными прямо на путях. Центр города полыхал: Васильевский остров горел после ударов авиации, Петроградская сторона была отрезана блокпостами. Улицы заполняли не только мутировавшие люди, но и искаженные собаки, стаями рыщущие между домами.
Тем временем в Ленинградской области военные пытались удерживать основные трассы. КАД превратился в линию фронта: бетонные блоки, колючая проволока, танки на развязках, патрули на бронетранспортерах. Но при всем желании сил на все не хватало. Дороги в сторону Мурманска быстро заполнились беглецами. Машины бросали на обочинах, топлива становилось все меньше. Люди шли пешком, таща детей и вещи в рюкзаках, надеясь вырваться подальше от охваченного заразой города. Вадим слышал о таких колоннах по радио, дикторы говорили о живых реках, текущих на север, пока зараженные давили беглецов с тыла.
Внутри Петербурга формировались ульи, не так массивно, как в Гонконге, но достаточно, чтобы целые кварталы исчезали с карты. Адмиралтейская сторона стала одним из первых таких очагов: зараженные стекались туда со всей округи, а спустя несколько дней из земли начали подниматься мясистые стяжки, пронизывая фундаменты старых зданий. Башня ''Лахта Центра'' на севере города покрылась серыми пятнами и наростами, будто сама сталь и стекло заразились и начали дышать. Солдаты применяли огнеметы и напалм, но огонь лишь замедлял процесс. Война шла за каждый квартал.
Снабжение Питера окончательно рухнуло к концу июня. Магазины пустели, склады подвергались разграблению, и даже армейские части страдали. Люди, не успевшие эвакуироваться, оказывались между двумя огнями: либо их отлавливали военные и загоняли в карантин, либо они сталкивались с мутантами на улицах. Карантинные лагеря, устроенные на окраинах города, у Шушар и Девяткино, сами вскоре превратились в зоны заражения. Толпы, запертые за колючкой, бунтовали, и в какой-то момент солдаты начали стрелять по заключенным, чтобы утихомирить народ. Вадим узнал об этом через слухи: один из соседей еще до отключения связи сумел дозвониться дочери, оказавшейся в таком лагере.
Психологическая атмосфера становилась невыносимой. Радио передавало официальные сводки, бодрые слова о том, что армия держит оборону, что меры принимаются. Но вместе с этим сквозь помехи прорывались другие голоса, любительские передачи выживших из подпольных студий. Там говорили прямо: ''Питер пал'', ''Не верьте новостям, уезжайте севернее, чем быстрее, тем лучше''. Вадим ловил эти сигналы и сидел в темноте погреба, чувствуя, как страх гложет изнутри.
К северным районам Ленинградской области зараженные добирались все чаще. Сначала поодиночке, потом группами. Деревни у Ладоги опустели: кто-то ушел сам, кого-то вырезали мутанты. Оставались лишь одинокие дачники вроде Вадима, упорно державшиеся за свои укрытия. Временами ночами он слышал далекие выстрелы и крики, значит, где-то рядом кто-то еще сражался. Но днем все чаще царила пугающая тишина, нарушаемая лишь вороньим карканьем.
Петербург постепенно превращался в зону, где уже не было смысла воевать. В начале июля военные получили приказ оставить южные районы города и сосредоточиться на обороне Кронштадта и некоторых северных кварталов. Это означало фактическую капитуляцию: в городе оставались сотни тысяч людей, обреченных на смерть или мутацию. Пылающие кварталы виднелись даже на горизонте с дачи, ночами в небе над Питером стояло красное зарево.
На селе слухи распространялись быстрее, чем официальные сводки. Говорили, что в районе Невского проспекта появился прыгун размером с лошадь, который за несколько часов перебил несколько блокпостов. Говорили о стаях мутировавших собак, которых гонят перед собой зараженные словно пастухи. Кто-то клялся, что видел на Дворцовой площади нечто, похожее на гигантский гриб, из которого вылетали тучи летающих тварей с кожистыми крыльями. Правда ли это, Вадим не знал, но понимал: город больше не его.
Он все чаще думал о дороге на север. Ладожская дача давала укрытие и еду, но это было временно. Зима могла стать союзником, но до нее еще нужно протянуть. Мутанты не отступали, фронт
