Маргарита Гришаева - Работа под прикрытием

— Потому что слишком дорого, — пояснила я очевидное. — Потому что не смогу дать взамен ничего равного.

— Этого и не нужно, — заметил он. — Книга ни к чему не обязывает, но если уж ты взялась все оценивать, то для меня этот вечер гораздо важнее любых потраченных денег.

— Все равно, — покачала я головой. Как бы ни хотелось оставить книгу, отдать ее будет правильнее.

— Тогда давай представим, что я дал тебе ее почитать? — улыбаясь, предложил он. — Так будет легче?

— Нет! — Я нахмурилась. — Ты ее не заберешь, да? — со вздохом констатировала я.

— Не заберу, — признал он. — Я покупал ее для тебя. Сам все эти легенды чуть ли не наизусть знаю. Мне книга не нужна, а тебе принесет радость, так что забирай и не мучайся.

Все еще растерянная, я прижала книгу к груди.

— Хотя все же есть одна вещь, которую я хочу попросить взамен, — заметил он.

Так, а вот и подвох!

— Спой мне, — попросил он.

Я удивленно посмотрела на него.

— Что тебя так удивляет? — подмигнул он. — Тебя же такие толпы ходят слушать.

— То есть на моем выступлении в таверне вы тоже были? — уточнила я.

— Конечно, и мне очень понравилось, — заверил он. — Прошу тебя, спой мне!

Я, пожав плечами, встала. Мне не сложно. Настроение вполне лирическое. Взяв свою старенькую гитару, припрятанную за занавеской возле письменного стола, снова устроилась на пледе и начала перебирать струны.

«Здравствуй, родная. Ты скучала? — Я нежно погладила гриф любимого инструмента. — Прости, я давно не возвращалась к тебе. Но я найду время, и мы с тобой еще расскажем мою новую историю», — утешила я старую подругу.

— Что сыграть? — наконец подняла я глаза на Дамиана.

— Что хочется, то и играй, — слегка дрогнули уголки его губ.

— Это ты зря, — заметила я, точно зная, на какую песню меня может потянуть после всего произошедшего. Но выбор уже сделан, и магистр не успел ничего спросить, прерванный резким плачем струну… Музыка полилась, разрезая слой тишины и заливая все вокруг, включая мое сердце, печалью и холодом.

У меня не может быть печали,От меня не может быть добра.Я, как бесконечность синей дали,Точно так бледна и холодна.

Обмани попробуй тонкий иней.Или ветер, может, обмани,Что корявыми зубами томно гложетДерево засохшее любви.

Быть стыда не может от разлуки,Радости не будет от грезы.Бледные изломанные рукиЧерно-синей яростной грозы…

Грозный глас деревьев-великановПревратился в жалобный скулеж.Лишь горючим из граненого стаканаМожно выкурить из горла злую ложь.

Сказка — небыль, истина — не правда.Я закрою ставни на окне,Сделаю глоток хмельного ядаИ оставлю тело в тишине.[1]

Стон гитары стих, и первая соленая капля с глухим стуком разбилась о потертый, потемневший от времени лак. А следом грянул настоящий ливень. Я не всхлипывала, но слезы струились по лицу водопадом.

— Касс, ты чего?! — Дамиан мгновенно оказался рядом, сгребая меня в объятья. Поднял на руки и устроился на диване, крепко прижимая к себе и заставляя уткнуться носом себе в плечо.

— Н-н-не над-д-о б-б-было мн-н-не п-п-ить д-д-давать, — прорыдала я. — Я ж-ж-е на ус-с-спокоительном. К-к-конф-ф-ликт в-в-еществ в кров-в-и.

— Касс, из нас двоих целитель ты, я-то откуда знал? — успокаивающе гладил он меня по голове, укачивая, как ребенка.

— За-абы-ыла-а-а, я не могу-у-у всее помни-ить, — продолжала заливаться я слезами.

— Касс, отчего ты так рыдаешь? — тихо утешал гость. — Сама песню придумала, сама прониклась, а теперь убиваешься, что все плохо закончилось? — попытался он меня развеселить.

— А это из разряда «сами калечим, сами лечим», — нервно хохотнула я. Всхлипы затихли, а вот слезы упорно продолжали литься. — Безмирье, не удивлюсь, если ты сдашь меня целителям. Нервишки там подлечить, психику проверить, — пробормотала я ему в шею.

— Не сдам, — уверил меня Бриар. — Сам лечить буду. — Он нежно поцеловал меня в висок и уткнулся носом в макушку, делая глубокий вдох: — Только скажи: от чего?

— Это неизлечимо, — прошептала я, надеясь, что он не услышит. — Я так устала, просто ужасно устала. От жизни, от боли, от окружающей грязи. От учебы, от нескончаемых зубрежек, от людей. Устала от тебя, от себя. От страха, от своей паранойи. Хочу туда, где не будет никого. На самое дно моря. Я никогда не видела моря, но думаю, что под толщей воды очень тихо и спокойно.

— Я отвезу тебя на море, — пообещал он, приподнимая мой подбородок и заглядывая в глаза. — Только под толщей воды хоть и тихо, но далеко не спокойно. Ты же помнишь, я тебе рассказывал про Кэола и его зверушку?

— Ты все выдумал, — сердито выдохнула я практически ему в губы.

— Я никогда не вру, — обдал он меня горячим дыханием в ответ.

— Ты профессионально не договариваешь, — успела фыркнуть я, прежде чем меня заставили замолчать нежным поцелуем, стирая остатки соленых капель, прожигая теплом до озябшего, словно покрытого инеем сердца.

«Мне так холодно», — думала я, стараясь приблизиться к источнику тепла, по капле цедить его, чтобы не закончилось слишком быстро.

— Ах ты, маленькая вампирка, — удивленно вздохнул Дамиан, отрываясь от моих губ и заглядывая в глаза. Не знаю, что он хотел там найти, но я ничего не соображала, желая лишь еще немного погреться в чужом тепле. В далеком детстве осталось похожее, чуть более ласковое и нежное, словно теплый весенний лучик. А здесь… Здесь пылающий камин в холодный зимний вечер. Он прогревает до самых костей, но если не быть осторожной, то можно обжечься, а то и спалить весь дом.

— Ладно, мне не жалко, — донеслось откуда-то издалека, и мне досталась еще искра тепла, чуть более обжигающая, приправленная терпким вкусом вина.

— Согрелась? — спросил мужчина, отпуская из чувственного плена.

Я машинально кивнула. Чувствовала себя довольным, напившимся молока котенком. Сейчас свернусь клубком на коленях у этого теплого человека и замурчу.

— Я бы на это посмотрел, — раздался тихий смех над ухом.

Я сказала вслух? Не важно. Сейчас мне хорошо. Уткнулась носом Дамиану в шею, глубоко вдыхая пряный аромат, чувствуя, как отпускает от напряжения каждую клеточку, как обволакивает спокойствие. Можно, я немного подремлю? И, не дожидаясь ответа на заданный самой себе вопрос, прикрыла глаза, ощущая, как горячие пальцы медленно перебирают пряди на затылке.