Марина Суржевская - Я тебя рисую

Горничные прыснули, а отец закатил глаза.

— Ева! Ну что за ребячество, — пожурил он. Впрочем, я видела в темных глазах золотой свет смеха. Король сделал вид, что задумался. — Тогда, может, инфант желтых песков?

— Папа! Они моются раз в год! Когда в пустыне начинается сезон дождей!

— Ведающие Путь?

— Ты смерти моей хочешь? Петь все их гимны с утра до вечера? Да я же с ума сойду!

— Земные прародители?

— Не-е-ет!!! Они сидят в своих норах под землей и боятся солнечного света! Папа!

— Их подземный город спорит сиянием с самим солнцем, Ева, и ты прекрасно это знаешь, — с улыбкой напомнил отец. И снова вздохнул. — Тебе не угодить. Но ты ведь понимаешь, что однажды тебе придется сделать выбор, дочь. Род созидающих должен продолжиться.

— Вот пусть Люк этим и займется, — обрадовалась я. — К тому же он и так уже без устали практикуется в этом нелегком деле! — ляпнув это, я прикусила язык, а горничные захихикали. Отец же, кажется, чуть смутился.

— Ева, ты что, следишь за братом? — по возможности строго спросил он. Я округлила глаза в притворном недоумении, и король покачал головой. — Люк тоже женится в свое время, но и тебе нужен достойный муж, Ева. Я не вечен…

— Ты будешь всегда! — я порывисто обняла отца.

Иногда у нас заходили эти разговоры, но я знала, что отец не будет меня неволить. А все, чего я хотела — жить той жизнью, что уже была у меня. В наших землях, рядом со своей семьей я была совершенно счастлива. Конечно, я мечтала о прекрасном принце, особенно после волшебных историй, вычитанных в книгах, или очередного сонета Люка, которые он посвящал всем своим пассиям. Но эти перспективы казались мне очень и очень отдаленными.

В дверь осторожно постучал советник.

— Ваше величество, Ваше высочество, — поклонился он отцу и мне. — Стражи портала передают, что послы морских фойров пересекли границу.

— Благодарю, Анэр, — улыбнулся король и снова взглянул на меня, согнул руку в локте. — Позвольте проводить вас в тронный зал, прекрасная принцесса?

— Сочту за честь, мой повелитель, — присела я в глубоком безупречном реверансе.

Люк уже ждал нас в зале, и я тайком показала ему язык. Братец ответил тем же. Правда, так, чтобы папа не видел. Но как только глашатай известил о прибытии гостей, моего брата как подменили. Исчезла несерьезная веселость, а лицо приняло величественный и непроницаемый вид. Гордо выпрямленная спина, безупречные одежды синего и золотого цвета, взгляд прямой — право, я гордилась своим братом. И любовалась им.

А также старалась быть достойной таких родственников и потому тоже сидела так, что наставница кивнула одобрительно.

Послов была дюжина, и за маской непроницаемости я не смогла сдержать любопытства. Все же, фойры — редкие гости. В общем-то, они не слишком отличались от людей, разве что удивительными зелеными волосами, треугольными, почти безгубыми лицами, и глубокими синими глазами всех возможных оттенков морских глубин. Я не была в их городе, построенном на тысяче островков, с белыми мостами и мостиками, соединяющими клочки суши, но, разумеется, слышала о нем и видела на картинах. Когда же послы приблизились, я увидела и еще одно отличие: щелевидные отверстия за ушами — жабры. Фойры были амфибиями. Их взгляды одобрительно скользили по украшениям в духе их родины и надолго задерживались у моей картины. То, что было привычно для нас, на остальные расы производило неизгладимое впечатление.

Послы приблизились и склонились в поклоне перед нами. Вперед выступил главный — старик, волосы которого были похожи на бурую тину, а голые участки кожи за ушами перечеркивались сморщенными засохшими полосками. Верховный советник уже не мог дышать под водой, с возрастом жабры фойров высыхали. После всех необходимых приветствий и церемоний, обмена любезностями и цветистыми заверениями в дружбе, затянувшихся почти на час, мы, наконец, вздохнули свободнее. И первым делом верховный советник, представившийся совершенно непроизносимым именем, указал на картину.

— Я слышал об искусстве созидающих, но первый раз увидел столь наглядный пример, — даже в его обезличенном голосе проскользнул рокот морского шторма. — Кто нарисовал это?

— Моя дочь, принцесса Идегоррии Антарея Евантреида, — спокойно ответил отец. Но я услышала удовольствие в его голосе. Гости уже сгрудились напротив холста и даже покачивались в такт бьющимся на полотне волнам. Впрочем, это нельзя было назвать полотном в общеизвестном смысле. Море на картине выплескивалось через край, разливалось в пространстве, шумело прибоем и шуршало о гальку пляжа. Там кричали белые чайки, порой вырываясь в тронный зал и задевая завороженных фойров крылом. Там пахло солью и йодом так, что послы жадно принюхивались и блаженно жмурили свои необычные глаза.

И, кажется, с трудом удерживались от того, чтобы не шагнуть в мою картину.

Мы с Люком быстро переглянулись и улыбнулись. А я подумала, что это они еще не слышали то, что сочиняет мой брат…

— Потрясающе, — прошептал верховный посол. — Ваше искусство поистине бесценно. И великолепно, — он склонился передо мной в поклоне. — Примите мое глубочайшее восхищение, Ваше Высочество.

— Я рада, что моя картина доставила вам удовольствие, фьер Анххарамоитет, — размеренно и плавно произнесла я. Люк выдохнул рядом со мной. А я чуть улыбнулась и продолжила: — И, конечно, буду рада, если вы соблаговолите принять это полотно в качестве подарка.

Верховный советник склонил голову, и я увидела, как разлилась в блеклых глазах цвета мурены благодарность. Потому что вещица с каплей эликсира созидающих — почти бесценный дар.

— Почту за величайшую честь, принцесса, — ответил посол.

Вечером был торжественный прием в честь гостей, на который съехались придворные и родовитые представители нашего королевства. И только глубокой ночью я наконец-то смогла удалиться в свои комнаты, смыть ненавистную краску и снять неудобное платье, в котором уже успела свариться. Я прошлась по комнате, с удовольствием подставляя обнаженное тело прохладному ветерку, что долетал в открытые окна. И подумала, что с радостью сейчас окунулась бы в прозрачные воды Озера Жизни…

И сразу вернулись воспоминания.

Я обхватила себя руками от внезапного приступа озноба. Он накатывал всегда, стоило мне подумать об арманце, о желтых глазах, что смотрели на меня сквозь толщу воды. Тряхнула головой, избавляясь от пугающих мыслей. Даже отцу я не рассказала, как именно произошла моя встреча с ним. Вряд ли я могла поведать королю о том, как мужчина прижимал меня к своему обнаженному телу, как проводил языком по моей щеке, пробуя на вкус… Как его ладонь скользнула по моим бедрам, лаская.