Вик Разрушитель 6 (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

— Но у меня с ней очень туго, — напомнил я.

— Да, ты не одарен, ванци, поэтому очень важно найти баланс между ментальными практиками и той энергией, которой владеешь, — Чжан Юн прикрыл глаза и поднес чашку к губам. Посмаковав напиток, он продолжил: — Тебе мешают противоречия Даров, которые ты получаешь благодаря отсутствию одаренности.

— Зато каждый из них можно комбинировать, — возразил я. — В бою, знаете как, полезно использовать разные способы. И врага запутываешь.

— Я рад, что тебе удается находить баланс, — улыбнулся Чжан Юн. — Значит, мне не нужно ломать твою систему подготовки. А какие отношения с древним духом шамана? Может, стоит от него избавиться?

— Нет! — я даже вскочил. — Мне он не мешает, а иногда даже помогает!

Откуда китайцу стало известно о духе Геванчи? Первой мыслью было, что Чжан Юн собрал обо мне информацию из всех доступных источников и теперь пытается осторожно прощупать мои возможности и перспективы усиления антимагии. Опять же, возразил самому себе, а кто бы китайцу выложил на блюдечке тайны, не афишируемые ни отцом, ни Куаном, ни Мстиславскими (императору и цесаревичу тем более нет никакого резона раскрывать мой Дар)? Дело, видимо, в ментальных возможностях старика. Ну, «видит» он то, что большинству недоступно. Я, например, не знаю никого из одаренных, кто бы мог запросто считать такую информацию, заглядывая в подсознание человека. Ментаты, кстати, тоже не могут такие фокусы проворачивать. Иная у них специфика. Геванча сидит во мне слишком глубоко, чтобы можно было до него дотянуться.

— Успокойся, ванци, не буду я разрушать твою связь с шаманом, — улыбнулся Чжан Юн. — Допивай чай, а потом проверим эффективность твоих занятий. Надеюсь, ты не ленился и выполнял все рекомендации?

— Да, учитель, — я намеренно назвал так Чжан Юна, чтобы он, наконец, занялся делом. Разговоры меня не впечатляли. Только время теряем.

Допив чай, отставил чашку в сторону, показывая всем видом, что уже готов к проверке. Китаец, гад такой, не торопился. Он явно использовал один из тех приемов, которые тибетские боевые монахи применяли в отношении новичков, пришедших учиться премудростям кунг-фу или ушу.

— Снимай пиджак и рубашку, — приказал Чжан Юн. Дождавшись, когда я обнажу торс, поднялся и подошел ко мне. Вытянув правую руку, он двумя пальцами уперся в точку чжуньвань — то бишь в солнечное сплетение, и на несколько секунд замер, а потом мягко, едва ощутимо прикасаясь подушечками пальцев к коже, начал вести их вверх. Опустив глаза, я заметил слабое свечение ауры на руке. Начало покалывать тонкими иголочками в том месте, где находился энергоканал, отмеченный ранее красным маркером. Невидимый щуп прошелся от пупа до шеи и переместился на «черный» канал.

— Ситуация исправляется, — удовлетворенно произнес Чжан Юн. — Я рад, что ты не игнорировал мои рекомендации. Чем шире поток, тем меньше время реагирования на внешние раздражители…

— Вы про магию? — поинтересовался я.

— В большей мере — да, — согласился учитель и схватил маркеры.

Я тяжело вздохнул. Опять ходить разрисованным, пока краска не сотрется. От касания карандашей мне хотелось засмеяться. Они щекотали и холодили кожу. Зато с удовлетворением заметил, что красных линий стало гораздо больше. Чернота еще сохранялась в районе левого подреберья и чуть выше правого бока, уходя куда-то к почке.

— А пунктирные линии что значат?

— Перспективные изменения, — Чжан Юн положил маркеры в карман халата и бросил на пол маленькую подушку, обшитую красным атласом и с вязаными висюльками по краям. — Садись.

Его палец показал на эту самую подушку. Я пожал плечами и выполнил указание китайца. Даже ноги поджал по-турецки, расправил плечи и выпрямил спину.

— Теперь постарайся войти в глубокую медитацию, — огорошил меня Чжун Юн. — Сам. Я не собираюсь качать перед твоим носом каким-нибудь предметом. Очищай сознание.

Как ни странно, мне удалось очень быстро «покинуть» комнату. Сначала я закрыл глаза и стал вспоминать свои первые впечатления от встречи с Геванчой. И не удивился, когда увидел лесную поляну в окружении высоченных лиственниц и ярко горящий костер. Судя по всему, в призрачном мире шамана сейчас было лето. В воздухе над головой надоедливо звенели комары, ошалевшие мотыльки самоубийственно бросались в пламя.

— Зачем звал, уол[3]? — бесстрастно спросил Геванча, окутываясь табачным дымом из почерневшей трубки. — Киити бултааччы[4] что от тебя хочет?

Я сразу понял, кого он обозвал так замысловато, и в очередной раз поразился возможности призрачного духа обитать во всех трех измерениях. Сломав пополам несколько сухих веток, шаман подкинул их в костер и пристально поглядел на меня через мириады алых искр.

— Пытается научить меня, как правильно пользоваться своей энергией во время боя. Я не всегда могу регулировать выброс Силы, поэтому сильно устаю.

— Не все так плохо, как тебе кажется, — шаман пыхнул дымом в костер. — Очень большие люди оценивают твои успехи или неудачи через отражение собственного опыта, и в этом их ошибка. Ты по-иному подходишь к осмыслению своих способностей и используешь возможности Дара так, как тебе кажется удобным и правильным.

— Я не могу иначе, — пожимаю плечами. Мне хотелось услышать что-то полезное, а не эти пространные рассуждения. Впрочем, шаманы и восточные мудрецы всегда облекали свои мысли в запутанный клубок слов. Говори они нормальным языком, не пришлось бы годами мучительно продираться к истине.

— Торопишься, злишься, уол, — редкая улыбка мелькнула на морщинистом задубевшем лице Геванчи. — Хочешь сразу получить волшебный рецепт успеха. Я бы мог его тебе дать, но ты все равно не начнешь его использовать раньше положенного срока.

— Почему ты так уверен в этом? — оживился я. Может удастся узнать нечто такое, что изменит меня и даст невероятные возможности?

— Опыт жизни, — Геванча снова превратился в неподвижную статую. Сухо треснула ветка в костре, волосы зашевелились от подувшего ветерка. — Знаешь, в чем твоя сила и слабость?

— Знал бы, меня здесь не было бы, — я пожал плечами. — Это в кланах есть целые службы, которые следят за каждым шагом одаренного члена семьи… Не, я не совсем дурак, кое-что понимаю, с самокритикой у меня полный порядок.

Геванча хмыкнул, и мне показалось, глядя на него сквозь пламя костра, что он расплылся в темноте, потерял резкость и куда-то исчез, и почему-то стал слышен монотонный голос Чжан Юна, читающего какие-то мантры. Через мгновение шаман обрел плоть и вдруг пожаловался:

— Мешает мне этот киити бултааччы разговаривать с тобой. Но ты делаешь успехи, уол. Одновременно видишь меня и воспринимаешь наставления своего учителя. Я тоже умел общаться с духами и давать советы людям.

— Ты не сказал, в чем моя сила и слабость, — напомнил я, осознавая, что меня скоро выбросит в реальность.

— В семье, — произнес Геванча. — Что ты чувствуешь, когда ее рядом нет?

— Легкость, свободу… и разочарование, что не у кого попросить помощи, — неожиданно вырвалось у меня.

— Хм, а когда ты впервые встретил своих родственников?

— Ну… ощутил, как меня пытаются привязать к себе, сделать одним из винтиков, чтобы крутился по приказу. А это мне не нравится.

— Все-таки хочешь полной свободы? — все, образ Геванчи стал меркнуть, дрожать и расплываться.

Свобода… Получил я свободу, да такую, что сам не знаю, как ею распорядиться. К своему семнадцатилетию у меня есть собственная усадьба с Источником, возможность заняться изготовлением экзоскелетов, я обласкан императорской семьей, и что характерно, подарки от нее еще посыплются на мою голову, как я подозреваю. Уже и невесту подобрали, и не абы какую, а из главного клана России. Но с условием: ты пока бегай, щенок, радуйся травке-муравке, солнышку, гоняйся за бабочками и озорно тявкай на больших дяденек. А вот вырастешь в волкодава, посадим тебя на цепь. Или не посадим, но заставим делать то, что выгодно нам. Ты же будешь получать вкусную еду и ту самую свободу — бегать по двору.