Охотники на драконов (СИ) - Логинов Святослав Владимирович
— Я те договорюсь! Свататься я пойду, ты всё испортишь.
— Ладно, вместе пойдём. Под ручку, как молодожёны.
— А меня не спросили, — возмутился Виха.
— Тебя и спрашивать незачем. Твоё дело сердечно воздыхать и добывать жемчуга невесте в подарок.
— Вот ещё. Я, может, и вовсе жениться не хочу.
— Хозяин — барин. Не люба тебе Ася — не надо. Её за Гната выдадим. Но тебя я осенью всё равно женю. Скажем, на Муньке Пучеглазой, а то она в девках засиделась.
— Батя, ты так не шути!..
— А ты не кочевряжься. Живой рукой собирайтесь и поезжайте на охоту.
Так и получилось, что три дня спустя сеуновы сыны отправились в первый самостоятельный поход против больших драконов. До этого они без отца мелочь крылатую прореживали и на виверну ходили. Так виверна и не дракон почти, летать не умеет, а вместо огня у неё яд. А тут — жемчужная пара, это уже добыча из самой крупной. На жемчужную пару идёшь и не знаешь, то ли она твоей добычей станет, то ли ты жемчужникам достанешься.
Кто хочет знать все подробности этого похода, пусть читает «Хроники небесных жемчугов». Там он отыщет всю правду и много ещё сверх того.
Во всяком случае, через неделю четвёрка волов с выпученными от ужаса глазами, приволокла к дому Сеуна бревенчатые сани, на которых громоздились две драконьих туши, усыпанные крупным жемчугом. Эти самоцветы заменяли драконам броню, и неплохо заменяли, судя по тому, как непросто было расправиться с хищными жемчужниками.
Три месяца мастерицы жемчужницы и вышивальщицы, собранные чуть не со всей страны, расшивали крупными перлами платье невесты от ворота и да самого подола, струили жемчужные нити вдоль шлейфа, который предстоит нести исходящим от зависти подружкам. На кокошник пошли самые крупные перлы, срезанные с драконов, и даже туфельки были изукрашены лучшим сканым жемчугом. Впрочем, драконий жемчуг был весь сканым, барокко даже отбрасывать не пришлось.
Кузнец Стан, взглянувши на дочь, переливающуюся снежными бликами, произнёс потеряно:
— Ну, дела, не девка и рождественская ёлка.
Всё готовилось к празднику, а у Сеуна на душе было не благостно, словно литиевые драконы окружили со всех сторон и душат щелочным дымом.
За пару дней до венчания Сеун вывел и взнуздал слепого Эпинора.
— Что, брат, мы с тобой оба негодные к жизни, отлетали своё. У меня нет боевого пегаса, у тебя глаз. Что нам теперь делать? Ты ждёшь смерти, я гину от безделья.
Неясно, зачем взял копьё, положил свободную ладонь на шею Эпинора и тот мгновенно прянул в небо, которого не мог видеть. Если сейчас направить скакуна на каменную стену, тот врежется в неё, ничуть не сбавив хода. Наверное, новоиспечённый герцог Мальтон одобрил бы такой поступок, но Сеун лишь позволил пегасу набирать высоту, поднимаясь в те сферы, где Сеуну не доводилось бывать.
Трудно сказать, долго ли он так летел, глядя в зенит или просто с закрытыми глазами. Но неожиданно, резким ударом чувства вернули его к действительности. Пахло драконом. Этот запах невозможно описать и нельзя ни с чем перепутать. Эпинор тоже почуял врага и заржал громко и требовательно, изготовившись к бою.
Громадный дракон лежал на земле. Такого ещё не бывало, бой всегда происходил в воздухе. Но дракон тоже почуял врага и начал подниматься. Пламя он выдыхал не из пасти, а из двух узорчатых ноздрей. Оно было бесцветным лишь с чуть голубоватым оттенком. Кузнец видит такой огонь, когда с сильным поддувом плавит добытый охотником титан.
Дракон распахнул кожистые крылья, словно стену воздвиг на пути летящих. Крылья, морда, весь дракон были густо-чёрного цвета, лишь на пределе зрения отсвечивавшего синими отблесками. Порождение древних сказаний, сапфировый дракон был перед ними. Никем не побеждённый, он и помыслить не мог, что кто-то противопоставит ему свою силу. Но всё же, Эпинор летел, и Сеун сжимал копьё, целясь в несокрушимую грудь.
Для боевого пегаса нет прекраснее мига и желанней гибели, чем погибнуть в бою с бесконечно сильнейшим противником.
Они избегли струй пламени, которые мгновенно испарили бы обоих, и достигли цели. Копьё не пробило броню, не вонзилось в тело дракона, но ударило с маху, сколько в нём было силы. И туда же врезался слепой пегас, ударил копытами, грудью, головой…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Сеуна вышвырнуло из седла и приложило боком о камни. Свет в глазах мигнул и на долю секунды погас. Но уже через мгновение рука охотника зашарила по земле в поисках копья.
Дракон не заметил человека. Он уничтожил безумного пегаса и теперь неспешно взлетал, оставив внизу своё логово. А за соседними скалами, как ответ на смертельную схватку, полыхнул иной огонь, ядовито-смарагдовый, слепящий глаза и разум. Вряд ли кто мог взглянуть на этот огонь вплотную и остаться в живых. Исполинский дракон, равный величиной и силой сапфировому, взлетал, разбуженный громом схватки. Ни в каких самых причудливых историях нет упоминания об изумрудном драконе. Помыслить о таком, значит представить силу, перед которой человек превращается в ничто, а это невозможно для охотника, держащего в руках копьё.
С грохотом, напоминающим горный обвал, два гиганта столкнулись. Они обвили друг друга гибкими хвостами, грызлись пасть в пасть, сжимали себя в страшных объятиях. Окажись здесь посторонний зритель, он бы не мог сказать, кто выиграет схватку, но Сеун видел, что никакого боя нет. Чудовища, сапфировое и изумрудное играют друг с другом, а слабому человеку кажется, что идёт война.
Сеун встал, опираясь на копьё. Что же, пусть эти двое играют. Им никто не станет мешать, пока они не нападают на людей, не жгут дома и посевы, не пожирают стада. Но если они, вместе или поодиночке объявятся в тех местах, где живут люди, слабые человечки найдут способ усмирить великанов.
Каждый шаг отдавался резкой болью в сломанных рёбрах. Но всё же Сеун подошёл к логову дракона. Там на земле лежал огромный сапфир, выбитый из груди гиганта ударом копья или копыта, а вернее, всем вместе.
Ему-таки удалось ранить сапфирового дракона. Конечно, пройдёт не так много времени, рана затянется, на груди вырастет новый сапфир, но всё же, удар был нанесён, и дракон его почувствовал. Сеун, застонав от боли, нагнулся за камнем, поднял его и похромал прочь.
Куда идти? Где его дом? Только на крайнем севере есть места, где не встречается людей. Значит, именно туда занёс его ищущий смерти Эпинор. А дом остался где-то на юге.
«Не дойду, — подумал Сеун, — но идти надо. Охотник не должен останавливаться».
Цокот копыт прервал размышления. Навстречу Сеуну выбежал взмыленный Прафф. Трудно представить, как он мчался за улетающим Эпинором, не имея возможности взлететь. Он понимал, что опоздал к величайшей битве мира, но продолжал бежать, хрипя и роняя клочья пены.
— Прафф!.. — просипел Сеун смятыми лёгкими, и верный пегас услышал и остановился. Сеун осторожно уселся верхом на невзнузданного пегаса.
— Поехали домой, Прафф. Вана полечит меня, и сюда мы ещё вернёмся. А сейчас надо донести людям весть, что кроме непобедимого сапфирового дракона есть дракон изумрудный, о каком мы ничего не знаем, но с которым нам предстоит встретиться.
Вновь повторилась безумная скачка, только на этот раз Сеун не летел над облаками, а скакал по земле. Прафф, понимая, что хозяину худо, не галопировал, а несся плавно, как не проскакать никакому коню. Он то и дело пытался взлететь, но там, где когда-то расцветали крылья, появлялось что-то вроде сгоревшей чёрной паутины, которая, конечно, не могла поднять в воздух бывшего пегаса.
Часть времени Сеун был без памяти и не знал, куда и как везёт его Прафф. И всё же, появились знакомые места, и дом. Сеун сполз на руки Ване, которая донесла его до скорбной постели.
— Рёбра сломал, — прошептал Сеун, то и дело проваливаясь в небытиё.
— Да уж вижу. Потом расскажешь, куда тебя носило, а пока нужно грудь бинтовать, чтобы осколки рёбер лёгкое не проткнули. Лежи смирно, сейчас больно будет.
— Больней, чем было, уже не будет.