Сергей Никшич - Соседки
Но на этом его мучения не закончились, потому что Галочка, чтобы быть поближе к своему дружку хотя бы в воспоминаниях, завела привычку завтракать и обедать на столе. И вот тут-то началась настоящая пытка, ибо Голова не ел уже несколько дней и запах еды вызывал у него спазмы по всему телу, если можно назвать телом внутренности стола. И он вдыхал запах копченой курочки, вкусного сыра с соблазнительными овальными дырками, жаркого с черносливом, борща и опять борща, причем с чесноком. Еда доводила его до слез. И слезы он проливал в таком количестве, что стол их уже не вмещал, и возле ножек стали натекать соленые озерца. Поначалу Галочка не поняла, откуда они берутся, и просто их вытирала. Но они появлялись вновь и вновь, и стол к тому же стал как бы усыхать, то есть худеть, и все кончилось тем, что Галочка попробовала эту жидкость на вкус и догадалась, что это слезы. Горькие слезы. И сообразила, что ее Васечка в аккурат перед ней и что нечистая сила превратила его в стол. И новость эта, такая же, как ее одинокая в прошлом жизнь, совершенно сломила ее, и она разрыдалась, что совсем не шло владелице процветающей фирмы. Но ведь процветала скорее фирма, чем владелица, лишившаяся хотя и беспокойного, но в общем-то преданного и почти верного друга. И стол омылся ее слезами, и слезы их соединились, и произошло чудо – то ли жалость ее спасла его, то ли заклятие ведьм утратило свою силу, но Василий Петрович восстал, как феникс из пепла, правда, худой и озлобленный, и с его растрескавшихся уст срывались теперь только ругательства, словно другие слова, бытующие в нашем южном и певучем языке, ему известны не были. И Галочка, увидев его, такого щетинистого, худого, на негнущихся ногах и с ужасным радикулитом, бросилась его обнимать-целовать, и накормила вкуснейшим ужином, и уложила в чистейшую постель, и Василий Петрович в очередной раз подивился, как это его угораздило жениться на Гапке. И решил, что всему виной ее внешность, которая, как у растения-хищника, приманивает наивное насекомое, рассчитывающее перекусить. И он уснул возле Галочки, как дите на руках у мамаши. И сон его был спокоен и долог, и даже кошмары, которые он по обыкновению смотрел, его не пугали, потому что самым большим кошмаром была его жизнь.
А утром он встал с твердым намерением отомстить ведьмам и забрать у Тоскливца деньги, которые Галочка заплатила за стол. И горя жаждой мщения, он, невзирая на Галочкины увещевания, бросился в Горенку и по дороге то и дело подгонял Нарцисса, который тащился, как телега, и на каждую просьбу ехать быстрее отвечал занудливой лекцией на тему правил дорожного движения. Но вот и присутственное место. Дверь не скрипнула, вероятно, потому, что ее смазали. Василий Петрович заглянул в кабинет – за столом, наскоро сколоченном из плохо отесанных досок, сидел Тоскливец и что-то читал. Возле его левого локтя дымился стакан крепчайшего чая в дешевом подстаканнике. При входе в кабинет на стуле примостилась Клара, бдившая, чтобы в кабинете из-за чрезмерного старания секретарши в очередной раз не случился первородный грех. Но беспокоилась она зря, потому что кайф Тоскливцу все равно испортила бы соседка, которая, как любая женщина, даже если она крыса, совершенно не переносила конкуренции.
– Деньги давай, – вместо приветствия сообщил Голова своему подчиненному.
К чести Тоскливца, тот не стал уточнять, какие именно деньги, и сразу вытащил несколько «портретов». Деньги он вернул все, за исключением тех нескольких гривен, которые потратил на масло для смазки двери (Голова не покупал его из принципиальных соображений) и на прессу для коллектива. Под «прессой» он понимал несколько скабрезных журнальчиков и пособие по очистке помещений от грызунов. Голова спорить не стал, но мысленно послал ему черную метку. А Клара, успокоенная появлением начальника, ретировалась на исходные позиции, то есть домой, но, как оказалось, зря, потому что Тоскливец, измученный долгой и безуспешной осадой, сразу же нырнул в нору, где был встречен, как старый и долгожданный друг.
«Все-таки надо признать, – подумал Голова, – у соседок, из какого бы пекла они не вылезли, есть к мужчинам определенный подход».
Но Голова переоценил дружелюбие обитательниц норы, потому что Тоскливец сразу же, причем чертыхаясь, из нее вылез, и по его тоскливой обличности без всякого труда можно было догадаться, что он остался при своем интересе.
– Торт требуют, – доложил Тоскливец. – Проститутки. Это виданное ли дело, чтобы крыса, пусть и прехорошенькая, требовала торт! Где ж тогда этих самых тортов набраться?
– А не надо тогда перед этой крысой на коленях стоять! – раздался из норы насмешливый девичий голос.
И хорошенькая соседка высунулась из норы и состроила Голове глазки.
И Голова ласково улыбнулся ей в ответ той особой улыбкой, которую он приберегал для самых хорошеньких девушек и от которой те сразу чувствовали, что прошли в финал конкурса красоты. После этого он без особого пиетета выставил из кабинета своего подчиненного, а соседке предложил заткнуться по-хорошему. Но баба, она и есть баба, и соседка вместо того, чтобы прислушаться к дельному совету, принялась рассуждать о том, что в нынешнем столетии настоящие мужчины, джентльмены и кабальеро, перевелись, вымерли как вид и на смену им пришли брюхатые, сутулые и опухлые от алкоголизма бюрократы, которые думают только о том, как обдурить добропорядочную девушку.
К чести Головы, он не позволил втянуть себя в диалог, отчасти потому, что не выносил любой схоластики, а отчасти потому, что спешил сквитаться с Субмариной и Ведьмидихой. И поэтому стал накручивать телефон и первым набрал Грицька, но трубку взяла Наталка, ничуть не обрадовавшаяся тому, что Голова нашелся.
– Мужа позови, – просил ее Голова.
– Ушел, – солгала в ответ Наталка, не хотевшая, чтобы Голова того во что-нибудь втянул. – Будет завтра.
– Говорю – позови, – нудил Голова, – а не то я сам приду. Приду и все.
Перспектива увидеть Голову воочию несколько остудила Наталкино воображение, и она позвала к телефону своего суженого.
– Приходи немедленно, – приказал ему Голова. – Дело есть.
– Не могу, – стал отнекиваться тот. – Какие в пятницу могут быть дела? Пятница – она ведь не понедельник и даже не среда. Пятница – это день накануне выходных. Приготовиться нужно, помыться, чтобы в воскресенье, как положено, сходить со всем честным народом в Божий храм. А ты – дела. Так что, уж извини.
Грицько, разумеется, лгал – он просто не был готов оторваться от своего сокровища, и Голова понимал его как никто. Но жажда мести не давала ему покоя, и он не мог позволить Грицьку остаться дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});