Стивен Браст - Сетра Лавоуд

— Арестован! — воскликнула Графиня. — Милорд, вы шутите?

— О, что касается этого, Графиня, а не настаиваю, что полностью серьезен. Тем не менее, я не могу сказать, что полностью шучу. Но Пэл объяснит вам все, если захочет.

— Но что с вами? Куда вы идете?

— О, я? У меня есть дело к Ее Величеству, которое не может ждать. От нее я вернусь прямо сюда. Не спускайте глаз с этого хитрого Йенди, иначе он, конечно, сбежит.

— О, я обещаю, — сказал Пэл, — что буду самым покладистым из всех пленников.

— Замечательно. Я надеюсь на вас.

— Но, Кааврен, я думаю, что вы должны еще раз подумать…

— Больше ни слова, Пэл. Вы мой пленник, и я заклинаю вас хранить молчание.

Пэл покорно склонил голову.

Кааврен, оставив Даро и Пэла в столовой, отправился на крытую террасу, куда он немедленно вошел, используя свое право, как Капитан Гвардии Феникса; но увидев, что Ее Величество разговаривает с эмиссаром Острова Элде, встал в самый дальний угол комнаты, дожидаясь конца аудиенции. Хотя он не пытался подсмотреть или подслушать разговор, происходивший между Императрицей и эмиссаром, он не мог не заметить, что к концу разговора эмиссар казался униженным.

«Тем лучше», сказал Кааврен самому себе. «То, что унизило эмисара, должно быть хорошо для Империи».

Когда этот достойный ушел, пунктуально выполнив все надлежащие поклоны, Императрица уселась за покрытый бумагам стол и вопросительно посмотрела на Кааврена, который подошел к ней и поклонился.

— Да, Капитан? — сказала она, принимая его приветствие.

— Если я могу попросить две минуты времени Вашего Величества…

— Да, можете. Что случилось?

— Ничего особенного, Мелкий вопрос о юрисдикции, но такой, который не может ждать.

— Юрисдикции?

Кааврен поклонился.

— Объяснитесь, так как, видите ли, я меньше всех в мире понимаю о чем вы говорите.

— Тогда я буду иметь честь объяснить все в словах, не допускающих двоякого смысла.

— Так будет лучше всего, поверьте мне.

— В настоящий момент Вашему Величеству принадлежит территория, простирающаяся на запад от города до Канала Метниса, а по побережью вплоть до Южной Горы.

— Капитан, я знаю об этом.

— И, в теории, которая, как мы надеемся, вскоре станет практикой, Ваше Величество вскоре будет управлять значительно большей областью.

— И?

— И более того, Ваше Величество имеет полную власть разрешать или запрещать входить в некоторую часть этого Особняка, который Ваше Величество сделало нам честь — огромную честь — использовать, чтобы заниматься делами Империи.

— Переходите к сути дела, Граф.

— Я уже совсем рядом.

— И?

— Ваше Величество, как я уже сказал, имеет полную власть над некоторой частью Особняка.

— Да.

— Но не над оставшейся частью.

Зарика нахмурилась и сказала. — Сэр, вы говорите загадками.

— То есть Ваше Величество хочет, чтобы я высказался совершенно ясно?

— Капитан, вот уже целый час я не хочу ничего другого.

— Тогда вот, настолько ясно, насколько я в состоянии высказаться: Ваше Величество не имеет права решать, кому можно входить в мой дом, а кому нельзя.

Орб потемнел от гнева — как и, на самом деле, лицо Зарики. — И вы осмелились сказать такое вашей Императрице?

— Конечно, — сказал Кааврен, кланяясь.

Глаза Зарики полыхнули огнем. — Это дерзость.

— Да.

— Сколько времени назад вы вернулись на службу, Капитан? Час? Два? А теперь вы, как кажется, опять хотите быть уволенным?

— Этого хочет Ваше Величество; меня самого это мало волнует.

— Это невыносимо.

— Ни в малейшей степени.

— Я думаю, что вы делаете себе честь спорить со мной, Капитан.

— Ваше Величество обвинила моего друга в том, что он сделал что-то такое, чего он никак не мог сделать, и, более того, изгнала его из-под моей крыши. Неужели Ваше Величество действительно верит, что джентльмен может поощрять такое поведение? И, если так, я боюсь за Империю, которой управляет Ваше Величество, потому что в ней будет никуда не годный двор и еще более худшее управление.

В то же мгновение Императрица вскочила на ноги. — Капитан! Да как вы осмелились!

Кааврен молча поклонился.

— А Гальстэн, он рассказал вам о своем преступлении?

— Он не сказал мне ничего, кроме того, что уходит. Когда я спросил его, он объяснил, что вы уволили его со службы за то, что он якобы открыл некоторые конфиденциальные подробности, которые были доверены ему во время его работы.

— Да, он так и сделал.

— Это невозможно.

— Теперь уже и вы лжете мне? — почти в истерике крикнула Зарика.

— Ни в малейшей степени. Ваше Величество ошибается, вот и все.

Зарика пару раз глубоко вздохнула и выдохнула, напрасно пытаясь погасить свой гнев, а потом сказала, — Скажите мне, сэр Кааврен, вы когда-нибудь разговаривали в таком тоне с моим предшественником?

— Его Величеством Императором Тортааликом? Нет, Ваше Величество, никогда.

— И почему вы осмелились так обходиться со мной, а не с ним?

— Потому что он был слаб, мал и весьма средних способностей. Я имел честь делать для него все, что в моих силах, но он был не в состоянии измениться, стать кем-то другим, так что было бесполезно относиться к нему с уважением.

— Вы называете это «относиться с уважением»?

— Да, называю, и это единственный достойный путь для честного солдата.

Зарика изумленно уставилась на него. — Дайте мне понять вас, Капитан. Вы имели честь распекать — распекать — вашу Императрицу, и вы называете это уважением?

Кааврен подчернуто утвердительно поклонился.

— И мой предшественник, с ним вы были вежливы и куртуазны, потому что он был слаб, мал и обладал посредственными способностями?

Кааврен поклонился еще раз.

— Черепки и осколки! А если бы на моем месте была моя знаменитая предшественница, Зарика Первая, которая основала Империю, что бы вы сделали тогда? Отодрали бы ее за уши, как меня?

— Я обходился бы с ней с тем же уважением, которое я выказываю Вашему Величеству, и по той же причине.

— И что это за причина?

— У Вашего Величества есть возможность стать великой — по-настоящему великой. Я видел, как вы обходитесь с дипломатами, слышал разговоры с подчиненными, и даже теперь, когда Ваше Величество считает, что с ней обходятся неправильно, не так, как надо обходиться с Императрицей, Ваше Величество пытается контролировать свой гнев и быть честной и справедливой, не обращая внимания на брошенный ей вызов.