Ксения Медведевич - Сторож брату своему

— Ты, мой повелитель, — тихо ответил ибн Тулун.

Нерегиль расхохотался:

— Ты слишком высоко себя ценишь, Джарир! Поверь, карматы будут занимать халифат еще слишком долго, чтобы войско отвлекалось на одного единственного тайши, который решил откочевать подальше к Хангаю!

Ибн Тулун помотал усатой, как у сома, головой, и хмыкнул.

— У меня две дочери замужем в столице, сейид. Сыновья — один в Балхе, при наместнике. Другой в Васите, каидом служит. Они плюнут мне под ноги, если я их в степь позову. У них семьи, сплошь ашшаритские. И жизнь — другая. Не моя уже. А если я… без них… Не хочу, чтобы их смерти или несчастья на мне были, сейид…

Тарег молча кивнул.

— Так вот я сижу и за дочку думаю, сейид. Что мне делать? — в третий раз спросил Хумаравайх и шумно засопел.

Нерегиль покосился на собеседника. Помолчал. И, наконец, ответил:

— А ты Юмагас не пробовал спросить? Что она-то думает по поводу замужества?

Степняк враз просиял лицом:

— А ведь вправду, сейид! Какой ты умный, умней шамана однако! — и азартно хлопнул себя по коленям.

И крикнул в сумерки:

— Эй, Толуй! Сходи в комнаты, позови Юмагас-ханум! Давай, давай, шевели задом, старый мерин!

— Да иду уж, иду, хан, чего глотку дерешь, — заворчали из сгущающейся темноты.

— Не бей ноги, Толуй! — насмешливо откликнулся голос девушки. — Я тут рядом гуляю!

— Паршивка, опять подслушивала, — пробормотал Джарир, хмурясь и одновременно улыбаясь.

— Вот она я, батюшка! — пропел нежный голос, и они обернулись.

На Юмагас переливалось синим атласом ханьское платье с золотыми драконами, в высокую, тоже ханьскую прическу с валиками вплетены были надушенные розы из шелковой материи. Девушка улыбнулась и поклонилась, сложив руки в замок перед грудью:

— Живи десять тысяч лет, Повелитель!

Тарег засмеялся и сказал:

— Ну, раз ты все слышала, Юмагас, так отвечай прямо и без уверток — не боишься за халифа идти?

Темные раскосые глаза на фарфоровом личике прищурились, и девушка решительно проговорила:

— Не хочу идти за толстого ашшарита, он меня на женской половине запрёт! Не хочу обычного мужа, батюшка!

— Эт я знаю, — поскреб в бритом затылке Джарир. — А за кого ж ты хочешь, дочка? За Повелителя, что ль? Так он тебя не возьмет, боюсь тя разочаровать!..

На этот раз рассмеялись все трое — правда, девушка закрывалась длинным, почти до земли свисающим ханьским рукавом.

— За халифа пойду! — вдруг серьезно сказала Юмагас, оборвав смех.

— Аждахак, — тихо напомнил Тарег. — А еще я чувствую, что против аль-Амина плетут заговор. Думаю, кто-то из приближенных его брата. Возможно, даже сам аль-Мамун.

— Рядом с тобой, Повелитель, мне нечего бояться… — как-то не очень решительно проговорила Юмагас.

Тарег помолчал.

А потом негромко сказал:

— Моя опала — не случайность. Кто-то восстанавливает аль-Амина против меня. Боюсь, вскоре этот кто-то добьется успеха. Халиф труслив и боится собственной тени. А меня он боится больше всего. Страх рождает гнев, и вскоре этот гнев на меня изольется.

— Что ты хочешь этим сказать, сейид? — нахмурился джунгар.

— Что меня очень скоро уберут от двора, Джарир. И я не смогу быть рядом с тобой, Юмагас.

Девушка сморгнула и опустила взгляд. А потом резко вскинула темные, ночные глаза и проговорила:

— Что ж, в таком случае, я и мои скромные способности будут единственной защитой халифа. Да и тебе, сейид, из дворца я помогу лучше, чем из юрты в степи. Я не оплошаю, Повелитель. Юмагас — дочь великих ханов и великих волшебников, не пристало ей показывать спину опасности!

— Дочка… — начал было Джарир.

Но девушка вскинула легкий синий рукав:

— Батюшка! Не ты ли учил меня: джунгары обращаются лишь в притворное бегство?

Старый полководец вздохнул и покачал головой.

— А если Юмагас победят в бою, в степи сложат песни о ее последнем бое, — твердо сказала дочь Джарира.

Отдала низкий поясной поклон, развернулась и пошла к усадьбе.

Глядя ей вслед, Тарег улыбнулся:

— Хорошая у тебя дочка, Джарир. Хотел бы я иметь такую.

Старый военачальник вдруг всхлипнул — и тут же вытер рукавом глаза:

— Приказывай, Повелитель!

— Да что тебе приказывать, Джарир. Ты и сам все знаешь.

— Эх, знаю, сейид…

— Ну, раз знаешь, Джарир, тогда сам и рассказывай. Что такого шесть лет назад ты увидел в карматской пустыне, что с тех пор, как хряк, засел на сытой должности и не ходил в военные походы?

Джунгар вздохнул.

А потом вытянулся и четко отлаял:

— Разрешите доложить, сейид?

— Разрешаю.

— В пустыне под Куфой тумен под моим командованием, имея двойное численное преимущество, атаковал силы противника, навязал ближний бой, но не сумел выполнить боевую задачу!

— Почему, Джарир?

— Во главе армии противника стояла демониха женского полу! На голове — золотая корона с рогами, в руке — копье, между ногами, чтоб они у ей отсохли — лев величиною с корову! Сама армия состояла из тварей, лишь внешним обликом напоминающих людей! Это все, что я имею сказать, сейид!

Тарег помолчал и, наконец, выдавил:

— Охренеть, Джарир. Ты еще кому-нибудь об этом рассказывал?

— Что ты, сейид! Они б меня на цепь в городской больнице посадили, как умалишенного!

— Понятно… — горько пробормотал нерегиль.

И вдруг зло выдохнул:

— Ашшариты двадцать лет мудохаются с карматами, и до сих пор не поняли, что им противостоит нечисть. Боги, как я устал от человеческой дури!..

Харат,

дворец наместника,

несколько дней спустя

…Иса ибн Махан невозмутимо отряхнул с рукава невидимую пылинку. Изразцовые цветы на стенах — колокольчик, трилистник, снова колокольчик, сердечко — рябили и расплывались. Голова побаливала, и извивы потолочной резьбы — прожилка за прожилкой, грозди и грозди желто-зеленых соцветий — садняще путались в его старых глазах.

Самийа продолжал орать как бешеный:

— Гребаные обезьяны! Тупые к тому же! Вам нужно сидеть на пальме, жрать финики и срать оттуда, а не притворяться, что вы двуногие и разумные! Я второй месяц пытаюсь вытрясти из твоего сраного барида, о ибн Махан, хоть что-нибудь путное, и получаю в ответ дерьмо, дерьмо и дерьмо!!!..

Бумажки полетели начальнику тайной стражи в лицо, запорхав над ковром. С ковра кивали единороги Авесты, и на каждой полосе трижды повторялся зигзаг, похожий на молнию. Тайный символ — аждахак. Дракон, дракон, хищный дракон. Но на ковре был дракон из сказки. А настоящий, живой дракон стоял над Исой ибн Маханом, и раздувал точеные ноздри.