Джудит Тарр - Владычица Хан-Гилена

Элиан прижалась щекой к теплой густой шерсти, вдыхая запах ветра и травы и лошадиной шкуры.

— Ох, сестренка, — сказала она, — повезло тебе. Никаких предвидений, никакого рока, никакой семьи, которая огорчала бы тебя.

Кобыла подняла голову, скосила глаза на серого, дерзнувшего подойти слишком близко. Тот опасливо отошел подальше, и кобыла возобновила свое занятие. О да, у сенелей есть ощущения и чувства, хотя жеребцы могут быть ужасно надоедливы. Кто-то приходит в ярость, кто-то находит себе пару, кто-то воспитывает жеребенка. Кто-то рожает его, кто-то кормит, кто-то приучает его пастись, и так было всегда. Никаких бесконечных безумств, свойственных двуногим. Но ведь люди прокляты, не так ли? Они никогда не наедаются и всегда в гневе.

Сама того не желая, Элиан рассмеялась. — Прямо в яблочко, как всегда. А когда к этому прибавляется сила, то это хуже, чем проклятие. Это просто сущий ад.

Илхари фыркнула. Глупости. Хороший галоп быстро излечит от них.

Или скроет их. Элиан уселась в седло, и кобыла понеслась вперед.

Они помчались наравне с ветром вокруг холма, на котором встанет город Солнцерожденного, и ворвались в открытую долину. Илхари взбрыкнула, всадница вскрикнула. Это была мудрость сенеля, звериная мудрость: рок и безумие будут прокляты, а с ними города, короли и надежды династий. Кто бы ни правил, земля, и ветер, и солнце, путешествующее над ними по небу, будут вечны. Элиан запела.

Когда Илхари вознесла Элиан назад на вершину холма, королевская свита скрылась от ветра в небольшой выбоине, уничтожая остатки принесенной с собой еды. Аджан, мастерство которого доходило почти до колдовства, сумел разжечь костер. Мирейн передал Элиан вино в своем собственном походном кубке, оно источало пар, горячий и острый от пряностей.

Едва она сделала глоток, как Илариос положил рядом с ней салфетку с хлебом и мясом. Плохой это был день для ее мысленной защиты. Она поймала представление стражника о ее судьбе. «Вот ей прислуживают императоры, а по справедливости, покинув свой пост, она не заслуживает ничего, кроме строгого осуждения».

Она криво усмехнулась. Зиад-Илариос улыбнулся в ответ. Мирейн этого не видел: он отвернулся поговорить с Кутханом.

Пальцы Элиан крепче сжали резную поверхность кубка. Настроение ее сегодня менялось, как весенний ветер. Может, начинаются месячные?..

Она сделала щедрый глоток остывшего вина. Нет, нс станет она обвинять себя за эту слабость. Ей и так уже досталось с тех пор, как армия двинулась к Хан-Гилену, а здесь стало еще хуже.

— Да, — говорил Мирейн Кутхану, — вот и началось. Он знал, что это случится сегодня. Молодой лорд рассмеялся.

— Можно подумать, что он сам собирается рожать. — Думаю, что, если бы мог, он сделал бы и это. Но Анаки знает свое дело. Она рожает благополучно и легко и так же спокойно, как делает все остальное.

— Действительно, замечательная женщина. — Она даже лучше, чем о ней думает большинство людей. Если бы она захотела, то могла бы стать королевой. — Императрицей?

Мирейн отбросил назад свою тяжелую косу и улыбнулся.

— Ее отец мог бы добиться и этого, если бы принуждал ее. Но она никогда бы не подчинилась.

Элиан осторожно поставила пустой кубок. Она почувствовала, о чем говорит Мирейн. Начинались роды. Много времени это не займет, все будет как обычно. С Анаки так было всегда. К тому времени, когда Мирейн со своей свитой подойдет к городу, над его стенами уже будут развеваться флаги в честь рождения королевской дочери.

Тепло от выпитого вина улетучилось, и Элиан внезапно задрожала от холода.

Когда последние лучи Аварьяна коснулись башен города, над ним не развевались никакие флаги: ни золотых цветов принца, ни зеленых — принцессы. Ах вот как, подумала Элиан, значит, еще рано. Она сглупила, так много думая об этом. Какое ей дело до того, сколько времени потребуется Анаки? Она в этом не участвует. Она отделила себя от своего рода.

Ни князь, ни княгиня не пришли ужинать в зал. Мирейн, все еще сияющий от мыслей о своем городе, был склонен подождать, развернув на убранном столе большие пергаментные свитки и наклонившись над ними с пером и кисточкой в руках. Когда Элиан вышла, он был погружен в беседу с маленьким человечком в голубом, архитектором ее отца.

— Когда он спит, — сказал Илариос, оказавшийся рядом с ней, — ему снится его цель.

Она шла вместе с ним по коридору, освещенному лампами.

— Мирейн спит без сновидений. Его посещают только пророческие видения. Даже когда он был ребенком, он никогда не произносил слово «если». Он всегда говорил «когда».

— Этот парень великолепен в своей уверенности. — Высокородный принц заложил руки за спину, внимательно глядя на Элиан. — Госпожа, у вас неприятности? Ее брови сдвинулись. — С чего бы это? Илариос слегка пожал плечами. Элиан повернулась с резкостью, свойственной ее темпераменту, и ринулась в боковой проход. После мгновенного замешательства принц последовал за ней. Она не смотрела в его сторону, но прекрасно видела краем глаза его золотое одеяние.

— Почему вы всегда одеваетесь в золотое? Таков закон? — Я думаю, это идет мне. — Идет, — согласилась она.

— Может быть, мне стоит попробовать другой цвет, для разнообразия? Зеленый? Или алый? — Черный. Это будет потрясающе. Илариос полонился, явно испытывая удовольствие. — Пусть будет черный. Цвет тайны. Вы замечали это? Если мужчина предпочитает в одежде один цвет и один фасон, ему стоит только сменить их, и его никто не узнает. — Вас узнают все.

— Да? Предлагаю пари, госпожа. Ставки назначаются вами.

Элиан остановилась. Он смеялся, довольный собой. — Что вы предлагаете, мой господин? — Я, моя госпожа… я осмелюсь поставить топаз из моей короны против… — Он замялся, сверкая глазами. — Против поцелуя. Она скривила губы.

— В таком случае вы глупец. Если я выиграю, то получу драгоценность, если проиграю, то ничего не потеряю.

— Тогда два поцелуя и прядь волос. — И этот нож, которым она будет отрезана. — Согласен, моя госпожа. — Он поклонился галантно и в то же время насмешливо. — Могу ли я проводить вас в вашу комнату? — Благодарю, — сказала она, — не надо. Теперь он хорошо знал ее и не пытался давить. Элиан посмотрела ему вслед, повернулась и пошла, куда несли ее ноги. Она не знала, куда ей хочется идти.

Некоторые из дворцовых переходов кишели людьми; она пыталась попасть туда, где народу было поменьше, и бродила по лабиринту, теперь, правда, не страшась заблудиться. Ни один из детей Халенана не осмеливался делать это, тем более здесь, в покоях, построенных Красными князьями.