Виктория Дьякова - Кельтская волчица

Но в это время на конюшне пронзительно заржала лошадь. Звук, донесшийся из реальной жизни, оставшейся как казалось невообразимо далеко, заставил Лизу вздрогнуть — она пришла в себя. Взамен растерянности она ощутила острый гнев против Жюльетты, все ее рассказы про Поля показались ей сразу коварным вымыслом. Гнев душил девушку, жег ее каленым железом.

— Хватит, — собравшись с духом она притопнула ногой на Жюльетту. — Я вовсе не верю Вам. Вы отвратительны и мерзки! Если Вы звали меня прийти, так я пришла! И вовсе не для того, чтобы слушать, как Вы оговариваете несчастного Поля, которого только что собирались убить. Я пришла вместо него. Так не теряйте времени.

— О, Лиза, — воскликнула Жюльетта с изумлением, — как Вы удивляете меня! Я только что рассказала Вам, что Ваш бог, ваш кумир — всего лишь грешный человек, а Вы делаете вид, что словно и не слышали ничего. С каждым днем Вы мне нравитесь все больше, девочка моя, — она вытянула руку, выставив перед лицом ладонь — в один миг ладонь превратилась в зеркало, и глядя в него, Жюльетта лизнула язычком палец и пригладила им тонкие брови: — ты пожалуй, самое забавное существо, какое мне приходилось встречать до того.

— Я пойду в Кириллово-Белозерский монастырь, — вскричала Лиза, — я принесу святой воды! Теперь я понимаю, необходимость в опрыскивании святой водой и церемонии изгнания духов. Теперь уж я изведу тебя! — грозила она, вскинув руки, но в голосе ее предательски пробивались слезы.

— В монастырь? — переспросила у нее Жюльетта, заметно развеселившись, — но это же замечательная мысль, дорогая моя! — Теперь уж она не скрывала сияющей улыбки: — а главное, она удивительно нова. И ты полагаешь, что никто и никогда не поливал меня святой водой? Нет, я смеюсь с тобой больше, чем три тысячи лет до того. На меня вылили столько воды, — сообщила она как большой секрет, — что если ее собрать вместе получится целое море святости. Только святости в ней не было ни единой капли.

Ты хочешь сходить в монастырь? Сходи. Там ты увидишь, как монахи ездят верхом на монашенках, а потом попросишь у них святой воды, чтобы прогнать демона. Они тебе дадут, но опять же, если ты заплатишь. Вот и лей такой водой, мне станет только намного легче дышать, ибо всякие грешки, большие и маленькие — самое изысканное мое лакомство. А уж если эти грешки разоденутся в сутану! Только, девочка моя, — она немного наклонилась вперед, взирая на Лизу, — пока ты будешь ходить в монастырь, своего ненаглядного юношу, — Жюльетта кивнула на Поля, — который нынче в сне пребывает, ты мне все-таки оставишь?

— Я не знаю, не знаю, — Лиза в отчаянии схватилась за голову. Бледное, чарующее лицо француженки покачивалось перед ней через пелену слез, застилающую ее взор. Теперь она окончательно виделась ей только призраком, и ее глаза на жемчужной белизне лица казались неправдоподобно огромными. Взгляд этих черных глаз был устремлен на девушку, она видела приоткрытые в улыбке губы, блеск белоснежных зубов.

— Нет, я не оставлю его Вам, раз уж я пришла, — Лиза не произнесла, а скорее выдавила из себя слова, собрав все мужество: — Скажите, что я должна сделать, чтобы он проснулся и возвратился в свою комнату. Говорите, я все сделаю.

— Подумай еще разок, — снова услышала она чарующий глас Демона, — стоит ли жертвовать собой ради такого человека. Ведь я все рассказала тебе о нем. Не думаешь ли ты, девочка моя, что он добивался от тебя знаков внимания, только ради того, чтобы обручиться с тобой и получить богатое приданое? Не думаешь ли ты, что он желал всего лишь прибрать к рукам имение твоего отца, а его самого, твою мать, да и тебя следом отправить в нищенское скитание, без всякой надежды, на скорую гибель?

— Если кто-то и был способен придумать подобную ловушку, то только ты сама, Евдокия, — донесся до обоих голос матушки Сергии, — признаться за последние сто лет, ты стала очень разговорчива. Но это и к лучшему. Прежде куда как чаще ты хранила молчание и тайно плела свои сети. Не бойся, Лизонька, — обратилась она к заледеневшей от страха и смертельной решимости девушке, — я все-таки успела, и теперь уж не дам тебя в обиду, — спустившись по тропе между деревьями в низину, матушка Сергия приблизилась к ним. В руке она несла факел, который сразу вспыхнул ярким голубым огнем, едва взгляд Бодрикурши упал на него. Тонкий запах быстро заполнил округу — Лизе показалось, что он немного напоминает запах сушеной крапивы, если ее поджечь. Так часто поступала бабушка Пелагея — она сжигала крапиву в печке, чтобы по старому поверью, прогнать из дома злых духов. Но на этот раз к запаху примешивались еще некие ароматы, происхождение которых для Лизы невозможно было угадать. Она видела, как серебристая дымка вокруг Жюльетты, создававшая ей волшебный ореол, превратилась в обычную сероватую пыль и опала на землю, растворившись. Сама же француженка, едва увидела факел в руке Сергии, до неузнаваемости перекосилась лицом. Он вся съежилась, ее бледность помутнев, обрела тусклый землистый оттенок. Скрежеща зубами и выкрикивая проклятия, она медленно отползала в темноту на коленях, все больше походя очертаниями на зверя, а потом совершив невероятно высокий прыжок, перемахнула через ограду и умчалась в поле.

Еще не веря собственному спасению Лиза смотрела ей вслед и бесцельно перебирала пальцами, то сжимая, то разжимая руки, сцепленные на груди. Она никак не могла прекратить делать это. Она чувствовала, стоит ей остановиться и обжигающий поток, переполнявший ее, вырвется наружу, захлестнет, сокрушит ее. Когда матушка Сергия, затушив факел, подошла к ней, Лиза как подкошенная рухнула на колени и уткнувшись лицом в длинную черную сутану монахини, разразилась громкими рыданиями.

— Плачь, плачь, — приговаривала Сергия, гладя ее по волосам, — со слезами вытечет весь яд, который она поселила в твоем сердце. — Потом она замолчала и ждала. Лиза плакала так, словно все ее существо было смертельно ранено, и не могла понять, что же вызвало в ней такую нестерпимую боль. Наверное, все мужество, которое она собрала перед Бодрикуршей и вся готовность принести себя в жертву сейчас уступили место слабости, и слабость эта спасала ее от сумасшествия. Постепенно раздирающая боль утихла, взамен пришло тихое чувство печали, как никогда теперь сладостное, успокаивающее и даже убаюкивающее для девушки. Матушка Сергия все также молча гладила ее по волосам. Отзвуки печали затихали в глубине души молодой княжны, уступая место мертвой тишине, в которой однако, вскоре вновь начало подниматься ее сокрушенное, избитое, растоптанное Демоном существо. «Что же, что же будет дальше? Что нам делать?» спрашивало оно хозяйку. Вытерев глаза, Лиза взглянула на матушку Сергию. За оградой усадьбы, там, куда скрылась искусительница-волчица, темнел кустарник подлеска, под самыми ногами переливались пурпурными и зелеными листами смятые кустики черники.