Елена Ларичева - Вся правда про эльфов

Тонкие губы Валентина искривились в издевательской усмешке.

- Жаль, моя милая. Ты порядком поправилась за эти дни. Потому обещаю, я буду кормить тебя еще лучше, - и он снял с головы шляпу.

- Нет! - женщина попыталась увернуться. Но металлические нити ей даже пальцем шевельнуть не позволили. Только голова мотнулась из стороны в сторону.

Шляпа зачерпнула воздух перед перепуганным лицом эльфийки. И та исчезла вместе со своими оковами.

- Какая жалость! - шляпа возвратилась на голову Флейтиста. - Я почти поверил, что при должном воспитании и вблизи сливающихся Путей она станет более общительной и сговорчивой.

Мне не было жаль эльфийку. Отчего я должен лить по ней слезы, если ее сородичи хладнокровно приговорили нас к гибели.

- Валентин. Что делать? - не удержался я. - Нас же убьют.

- Не всех, а только меня, если не испугаются моих угроз, - возразил он. - Вы останетесь там не-знаю-где. Не факт, что на новом месте будет хуже, чем здесь. Вдруг вам понравится?

- Не смей так говорить! - выкрикнул я, позабыв о спящей сестре. - Не смей! Тут мой дом. Тут! И родители тоже, и школа, и друзья. И вообще, у меня планы на собственную жизнь!

- Знаешь, и у меня планы, запальчивый молодой человек.

Флейтист вдруг встал во весь рост, и я осознал - какой я по сравнению с ним кроха. Шляпа его едва не касалась балок. Фигура защитника расправилась, стала шире, кисти рук и лицо засветились изнутри.

- Я устал мотаться по Вселенной, отвечая на вызовы то одного, то другого чародейчика. Многие из них понятия не имеют ни о моей родине - Запредельном, ни о том, что я тоже способен мыслить, чувствовать, желать.

- Ты меня… нас бросишь? - жалобно спросил я, и так понимая - я не имею права на его жизнь.

- Наоборот, - неожиданно возразил он. - Я благодарен тебе за вызов. Ты выдернул меня в самый подходящий момент - я готовился принести клятву верности одному из Высших духов. А все потому, что предыдущий наниматель додумался назначить меня ставкой в карточной игре. И продул, точно фамильную безделушку.

- И что? - поторопил я его.

- Ты вызвал меня, и я обрадовался приобретенной свободе. Чтобы у Высших не было ко мне претензий, я обязан ровно год прожить в мире смертных и получить полное освобождение от своего текущего нанимателя, то есть тебя. Тогда проигрыш предыдущего потеряет силу. Теперь же мое место в свите Судьи - владычицы Дикой Охоты, - он встряхнул черными волосами. - Но я все равно благодарен тебе за предоставленный шанс.

- Ты просишь об освобождении? - догадался я.

- Не имею права. Мое освобождение грозит многими проблемами, прежде всего для тебя. И ничего не изменит, увы.

- Тогда зачем ты все рассказал? - не понял я.

- Затем, что ты плачешься, жалуешься, готов целовать руки эльфенку, предавшему свой род. Да ты слабак, Женя. И с таким настроением ты никогда не сумеешь победить, и других за собой утянешь.

- Да кто ты такой, чтобы читать мне нотации?

Я тоже разозлился. Как какая-то тварь Запредельного посмела меня оскорбить?

- Всего лишь демон, о, мой наниматель.

Валентин поклонился и направился к выходу. Пылинки, танцующие в солнечных лучах на фоне его черного костюма казались далекими звездами. У самого люка он остановился, медленно обернулся, долго сверлил меня яркими синими глазищами. И лишь потом изрек:

- Твой любимый учитель собирался изловить и сдать прадеду ту женщину, с которой я только что беседовал - Ли-дви-ру. Она подозревала его в двойной измене, и он заманил ее в ловушку возле своего дома. Ей посчастливилось сбежать. После он вызвал ее снова, убеждая - есть шанс изловить нас четверых. А на самом деле поджидал с десятком вооруженных городских и армией горгулий. Думаешь, он вспомнил о своем происхождении? Ошибаешься. Он просто метил на ее место - поближе к Владыкам. У него своя игра, и я пока не понял какая. Но я хорошо умею следить, Женя. И теперь уверен - он знал, что вы обречены. Знал, чем грозит вам побег, и все равно разбил нашу четверку. Ему не нужен мир между городом и лесом. Если бы не Эля, вас бы, - руками он показал, как сворачивал бы шею цыпленку, ломая хрупкие позвонки. - Это все, что я тебе хотел сказать.

И он ушел. Уверен, шагая в люк, он видел не приставную лесенку библиотеки, а нечто другое. А Славик предупреждал - воспользоваться быстрым перемещением отсюда нельзя - сила Путей не позволит. Так можно ли учителю верить даже в мелочах? И вообще, кому можно доверять?

- Валентин, прости меня, - вздохнул я и принялся теребить сестру. - Анютка, вставай.

Она застонала, повернулась, чуть не свалившись со скрипучей раскладушки. Разноцветное тряпье посыпалось на пол, поднимая клубы пыли. Сестра громко чихнула и проснулась.

- Что, Женя? Уже день?

- Да, давно. Слушай, что я расскажу. Только прошу, не пугайся и не плачь.

- Начало обнадеживает, - она уселась на раскладушке, свесив ноги вниз. - Кстати, мне гораздо лучше. Таблетка подействовала.

- Не таблетка, Валентин, - я вздохнул. - Тут такое дело…

Она выслушала все стойко, даже не показала вида, что ее испугал выросший на голове глаз.

- Раз его не видно - с чего беспокоиться? В конце концов, я очень люблю японские мультфильмы, а там глаза - главное украшение героя, - попыталась пошутить она. - Он мне идет?

- Как деревенской козе хрустальные туфельки, - пробормотал я, стараясь не смотреть на ее прическу.

- Туфельки, это здорово.

Она встала, пошатываясь прошествовала в угол, где на трехногом журнальном столике валялись наши вещи, спешно собрала сумки.

- Мы не станем дожидаться Славика, вернемся домой сами. А вечером пойдем на занятия к Августу Денисовичу, - строго сказала она. - Мы слишком много пропустили.

Са- а-ар

Когда в город приходит осень, улицы преображаются, становятся как бы шире и просторней. Деревья прихорашиваются, меняют невзрачный, запыленный за лето зеленый наряд на новый, тщательно отмытый дождями. В последнем желании покрасоваться задают моду на желтый и оранжевый. Особенно хороши центральные проспекты, засаженные рябинами и молодыми кленами.

Каждую осень в Вячеславе Иванове просыпался романтик, художник - сказывалась наследственность папы с мамой. Но они все равно не способны чувствовать природу так, как их сын. Они городские, а, значит, ущербные, неполноценные эльфы.

Са- а-ар с раздражением прогнал мысли о семье. Его самого сейчас даже самые взыскательные сородичи ни с лесной, ни с городской стороны не выделили бы из толпы гуляющих. Простой парень не по сезону одетый в джинсовую куртку, с плейером и дорогими студийными наушниками. Парень, как ни в чем не бывало направлялся в строну площади Победы, зажав подмышкой блокнот для эскизов.