Анастасия Бароссо - Поцелуй зверя

— Ну что же, значит… его там не было?

— Нет, отец. Его там нет. Прости.

Витиеватые татуировки на бицепсах Медведя вздулись и задышали, словно ожившие картинки. Медведь вздохнул прежде, чем задать следующий вопрос.

— Ты уверен?

Белояр взглянул коротко из-под длинной пепельной челки, и Бер больше ничего не спрашивал. Столько преданности, ума и неприятия хоть капли сомнения в своей готовности пожертвовать ради учителя всем читалось в спокойных голубых глазах.

— Однако он должен быть там…

Пушистые снежинки за маленьким стеклом создавали гипнотический эффект своим бесконечным монотонным движением. Бер, встав у окна, смотрел туда так, словно спал и видел во сне исполнение своей мечты. Белояр в неподвижном ожидании уставился на широкую спину Бера, почти до пят прикрытую серо-рыжей клочковатой шкурой.

— Велемир редко ошибается в своих пророчествах… — произнес, наконец, Медведь. — Почти никогда. Странно… — словно самому себе продолжал он.

Белояр молчал, сохраняя на лице выражение безмятежной уверенности и покоя. Только в мягкой полумгле глаз кружилась крошечной снежинкой бешеная серебряная искра.

— …да и где ему быть, если не там? В самом сердце русского язычества…

И вдруг, резко развернувшись, Бер впился в ученика сверкающей чернотой круглых глаз. Стоя против света, он был сейчас действительно очень похож на огромного медведя с маленькой головой и мощной холкой.

— Если я пошлю тебя туда снова, тебе придется быть внимательнее.

— Да, Бер.

— Это нужно сделать, чем быстрее, тем лучше. Сила идола, по словам волхвов, проявляется полностью лишь в Кощеев день… это уже скоро. Я не могу позволить себе ждать еще четыре года… Ты отправишься завтра же.

Бешеная серебряная искра в глубине зрачков Белояра закружилась сильнее, и он быстро опустил веки, затенив глаза светло-пшеничными ресницами.

— Послезавтра, учитель. Я устал.

— Но ты должен будешь успеть!

— Хорошо, — кивнул Белояр, не убирая упавшую на лицо длинную челку.

— Ты найдешь его для меня, — в рокочущем голосе звучал не вопрос, а утверждение.

— Да, отец. Я найду его.

…Ночь, ливень, устрашающий ветер. Разверзлись небеса, и струи воды безжалостно хлещут по стенам странных башен, будто построенных больным ребенком из мокрого песка. Дьявольские слуги, земные гады, ползущие по стенам, и небесные создания окаменели в благоговейном страхе перед гневом господним.

Ночное небо на миг озарилось во вспышке очередной молнии…

Велемир вгляделся в темную гладкую поверхность воды, пламя свечи вытянулось в почти неподвижную тонкую полосу… и он увидел! Узнал в одной из фигур, мечущихся на вершине башни, эту девушку с рыжими кудрями. Та была смуглая и беловолосая, а не бледная и рыжая, как сейчас… но это была она, несомненно, она! И от нее исходил этот слепящий, лазурно-белый свет, который никто, кроме него, Велемира, не видит. Жрец невольно склонился ниже над гладью воды.

Вот мужчина с серебряными волосами приближается к ней… Молния, опять, еще одна и вдруг… Велемир впился пальцами в дерево стола и увидел — уже без удивления, как острые белые клыки впиваются в девичью шею, а потом… Вот оно! Ангел с ослепительными крыльями взмывает в воздух над незнакомым городом. Еще минута — и крылья вдруг исчезают, а великолепное создание вновь превращается в плачущее, раздавленное отчаянием существо, а вампир — умирает!

Жрец отшатнулся от стола. Закатившиеся глаза закрылись веками, он бессильно упал на широкую лавку. И долго сидел так, почти не дыша, низко свесив светло-рыжую вспотевшую голову.

В бане темно и душно. Единственная свеча на полу не справляется с мраком, скопившимся в углах и под потолком. Единственное окошко плотно закрыто и не пропускает воздух внутрь влажного помещения.

Отсюда совершенно, абсолютно невозможно вылезти! Отчаянно борясь с приступом клаустрофобии, Юлия не отрывает взгляда от янтарных капелек смолы, сочащейся из сосновых досок.

Юлия сидит на самом краешке лавки, до боли выпрямив спину, вытянув шею в напряженном ожидании. Ее воля до сих пор, хотя прошло уже несколько часов с того ужасного происшествия, парализована иррациональным страхом, а душа растерзана, словно эти самые волки с желтыми злыми глазами, не имея возможности наброситься на ее тело, в клочья разорвали дух. Одна мысль, как навязчивое эхо перекатывается в голове, заслоняя все остальное.

Иван!

Это не укладывалось в сознании, но было именно так! Она видела собственными глазами — ей не приснилось, не привиделось, не пригрезилось в забытьи, как раньше, когда Юлия намеренно старалась представить себе их встречу, если ей суждено было состояться!

Иван нашелся! Иван здесь, рядом, с ней!

Как он здесь очутился? Этот вопрос поначалу даже не возникал в голове — таким счастьем оказалось обрести вновь этого человека. Юлия не понимала саму себя, не анализировала ничего, кроме одного — бешеной радости от сознания, что он не валяется в луже пьяный и избитый! Все это так не похоже на ее чувство к Марку… Да и что это за чувство?

А сам Марк… Боже. Что с ним будет, когда он узнает, как глупо и непоправимо она его подвела?! Сидя здесь, в этом остро пахнущем смолой и деревом помещении, Юлия даже не сможет сообщить ему о своем открытии. О том, что они — два наивных простачка, мечтающие обрести ангельскую сущность, попали прямиком в логово оборотней. В оплот такой темной магии, о которой Марк и не подозревал, когда говорил о всесильных идолах и их волшебных возможностях… Или знал?!

Юлии постепенно вспомнились последние дни в поселении. Отстраненное, задумчивое лицо Марка, его глаза, фанатично и жадно смотрящие куда-то мимо нее… Юлия как-то сразу привыкла доверять ему полностью, интуитивно понимая, что сила его желания и его целеустремленность гораздо выше, чем у нее самой… А теперь что будет? Что же будет?!!

Потрясение, вызванное превращением на ее глазах людей в животных, неожиданное и фантастическое появление Ивана и страх за Марка так сильны, что почти отодвинули на третий план страх за собственную жизнь. Теперь не хотелось даже думать о том, что с ней сделают здесь, в этой стае фанатиков-мистиков за ее проступок. Вероломство Бояны она восприняла почти как норму. Эти продолговатые дымчатые глаза с самого начала не сулили ничего хорошего. Брошенные вскользь взгляды роскошной красавицы на Марка, когда она подавала ему чашу на обряде имянаречения… Вдруг ярко вспомнились его обмолвки о ее красоте… Все это терзало душу, отравляло и без того мрачное ожидание утра, и потому Юлия отмахивалась от этих мыслей, предпочитая трусливо и малодушно думать о другом.