Евгений Лукин - Катали мы ваше солнце

Тем более кочергой-то Ахтака огрел не кто-нибудь — чёрный бес, из навьего мира выползок!.. Поразмысли здраво, махни рукой, да и живи себе дальше. Даже гордись, если хочешь, ушибленное место показывай…

Но на то он и Ахтак — обидчивый да упрямый… Ощупав чуть ли не каждый бугорок на поле недавней битвы, он и впрямь наткнулся в конце концов на изноровленную в виде пригорка крышку. «Секир башка!..» — с угрюмой радостью подумал богатырь, стреножил коня и подковырнул деревянную кромку сабельным жалом.

Чёрная сырая дыра напоминала жерло колодца, только не круглое, а четырёхугольное. В одну из стен были вбиты железные скобы, по которым, надо полагать, и выбрался в прошлый раз на ясный свет Ахтаков обидчик.

— Мало-мало ходи сюда!.. — гортанно крикнул богатырь в гулкую бездонную дыру. Заголосило долгое эхо.

Не дождавшись ответа, Ахтак презрительно цыкнул и протянул разочарованно:

— Э-э-э…

Чумазый бес с кочергой явно праздновал труса. Ахтак тронул верхнюю скобу, удостоверился, что вколочена она достаточно крепко, и полез вниз. Во те пещеры во глубокие…

Нащупав подошвой плотное земляное дно, вслепую высек искру и, неслышным шагом двинулся по каменному тесному отнорку, держа смоляной светоч в левой руке, а обнажённую саблю — в правой.

Подземный переход раздался, обернулся гулкой огромной полостью, тянущейся шайтан[85] знает куда и шайтан знает откуда. По дну волоклась глубокая полукруглая борозда, словно бы оставленная брюхом великой змеи. Сзади было совсем темно, а впереди мельтешили жёлтые огонёчки и перекликались хриплые бесовские голоса.

«Предки! Поддержите меня в бою под мышки!..»[86]

— Ур-р!.. — прорычал Ахтак устрашающий боевой клич, и чёрная гулкая бездна откликнулась рёвом, громом, хохотом. Но Ахтака шумом не проймёшь. Он и сам визжать умел, да так, что враги коней отворачивали… Богатырь спрыгнул в ров и, держа саблю на отлёте, вскинул повыше смоляной светоч.

Наехав на неведомую неровность, вихлявое латаное солнышко подпрыгнуло, выскочило из жёлоба и, пробежав по наканавнику, с треском снесло первый оцеп на участке Люта Незнамыча. А там опять угодило в ров, постояло мгновение, поколебалось и, медленно наращивая прыть, пошло в откат.

Давненько не приключалось подобного. Ну, станется, бывало, что задурит тресветлое за второй, за третьей заставой… Но чтобы даже и до первой не добежать!.. Такая лютая проруха называлась полным откатом и была чревата неслыханно долгой, а стало быть, студёной ночью. Это уже не лёгкие утренние заморозки — этак все, глядишь, посевы наверху сгубить недолго…

В таких случаях весь цвет преисподней: розмыслы, сотники, ну и кое-кто помельче — собирался немедля в обширном подвале, равноудалённом и от Кудыкиных гор, и от Теплынь-озера. Проще говоря, располагался тот подвал как раз посерёдке большого жёлоба. И всё же на сборы часто уходило полдня, а то и целый день, хотя лошадей меняли то и дело, а уж гнали — во весь дух…

Главный розмысл навьего мира Родислав Бутыч, благообразный, статный, излыса-кудреватый старец, вошёл, заметно припадая на левую ногу. То ли подвернул второпях, то ли сглазил кто-нибудь… А то и вовсе порчу навели — завистников-то, чай, несчитано, немеряно…

Приостановился, взглянул с досадой на Люта Незнамыча, то и дело обирающего испарину с выпуклой, заметно побледневшей плеши, и воссел во главе стола.

— Так-то вот оно, Лют Незнамыч! — задребезжал он, стукнув по столешнице костяшками сухих старческих перстов. — Я ли тебе не сказывал? Держи людишек в узде!.. И якшайся поменьше с этим… — Главного розмысла преисподней перекосило с ухо на ухо. — …с Завидом Хотенычем, чтоб ему поперхнуться!.. Он вон, того и гляди, грекам преисподнюю продаст… с тобой впридачу… — Тут Родислав Бутыч спохватился, вспомнил, что к нынешней закавыке соперник его касательства не имеет, и сердито примолк. Однако, метнув недовольный взор на бедного Люта Незнамыча, воспылал снова: — И Столпосвята гони в шею! Житья уже нет от козней его, Столпосвятовых! Жаль, Берендей умом обносился, а то бы учинил он ему… битву на речке Сволочи… Всеволок вон уже на тебя жалуется! Заведомых-де смутьянов от царского гнева под землёй укрываешь. Так мало того — ты их ещё, оказывается, и в волхвы ставишь!.. Общей смуты, что ли, возжелал?..

Всё это произносилось негромко, но достаточно отчётливо, так что розмыслы, разгуливавшие вольно по подвалу, мигом оробели и тихо, ровно комарики, расселись по лавкам.

— Все, что ли? — Заломив тронутую сединой бровь, Родислав Бутыч оглядел собравшихся.

— Завида Хотеныча нету… — виновато ответили ему.

Главный розмысл преисподней раздул ладно вырезанные ноздри и пристукнул по столу сухой дланью.

— Стало быть, начнём без него, — властно известил он. — Ежели кому ещё не ведомо, пусть услышит. На участке Люта Незнамыча чётное изделие ушло в полный откат… Виновные пока не разысканы… А перед тем, как уйти в откат, смяло оцеп на первой заставе, так что не исключено повреждение обшивки… Пока я вижу только три возможности. Либо вскатить изделие вручную тем же путём на промежуточную лунку и прямо там произвесть ему полный осмотр… Либо вернуть назад, на участок отсутствующего здесь по неведомым мне причинам Завида Хотеныча и опять-таки проверить со всем тщанием… Третий путь, самый надёжный, хотя и мешкотный: откатить чётное изделие в боковую пазуху и начать прогон нечётного… Давайте раздумывать.

— А почто оно вдруг в откат-то ударилось? — вопросил в недоумении кто-то.

— Сказываю: неведомо… — Родислав Бутыч нахмурился. — Но так смекаю, что без инородцев тут не обошлось. Нутром чую: греческий след, не иначе…

Собравшиеся в сомнении покачали головами. Какой ещё, в баню, греческий след, когда и своих лоботёсов на сто лет вперёд припасено! Да и снасти все изношены, еле дышат…

Угрюмый кряжистый Вышата Серославич, розмысл участка завалки, покашлял и рёк:

— Лучше бы нечётного подождать. Ночь-то предстоит морозная, стало быть, калить придётся пожарче… А чётное, вишь, и калить-то боязно — латаное всё, перелатанное… Развалится ещё на грех, как в Чёрной Сумеречи…

Вытирая запачканные руки ветошью, в подвал вошёл одетый по-дорожному Завид Хотеныч, и с ним какой-то ещё невзрачный мужичонка.

— Наладчик мой, — пояснил розмысл, заметив недоумённые взгляды. — Пусть посидит, послушает — ему полезно… Располагайся, Кудыка…

— А ты, я гляжу, не торопишься… — зловеще проскрипел Родислав Бутыч. — Или дело нашлось поважней?

Завид Хотеныч бросил на главного розмысла преисподней острый взгляд и больше не смотрел.