Роджер Желязны - Бог света

Ганеша, бог-творец шел с Шивой по лесу Канибурха.

— Бог Разрушения, — сказал он, — как я понимаю, ты нашел уже наказание для тех, кто отметил слова Сиддхарты не просто ухмылкой.

— Ясное дело, — сказал Шива.

— Сделав так, ты уничтожаешь его эффективность.

— Какую эффективность? Что ты имеешь в виду?

— Убей вон ту зеленую птицу на молодой ветке.

Шива двинул трезубцем, и птица упала.

— Теперь убей ее самца.

— Я его не вижу.

— Ну, любую другую из ее стаи.

— Ни одной не вижу.

— И не увидишь, потому что эта лежит здесь мертвая. Так что, если желаешь, убей сначала тех, кто слушал слова Сиддхарты.

— Я уловил смысл твоих слов, Ганеша. Пока он останется на свободе.

Ганеша, бог-творец смотрел на джунгли вокруг. Хотя он шел по королевству призрачных кошек, он не боялся зла: рядом с ним шел Бог Хаоса, и Трезубец Разрушения защищал его.

Вишну Вишну Вишну смотрел на Браму Браму Браму…

Они сидели в Зале Зеркал.

Брама крепко держался на Восьмисложной Тропе, триумф которой есть Нирвана.

Выкурив три сигареты Вишну откашлялся.

— Да, Господин? — спросил Брама.

— Могу я осведомиться, зачем этот буддийский трактат?

— Ты не нашел его чарующим?

— Нет, не слишком.

— Это уж твое лицемерие.

— Что ты хочешь сказать?

— Учитель должен показывать хотя бы умеренный интерес к собственным урокам.

— Какой еще Учитель? Какие уроки?

— Конечно, Татагатха. Зачем бы еще в недавние годы Бог Вишну стал воплощаться среди людей, как не для того, чтобы учить Пути Просветления?

— Я?…

— Эвива, реформатор, убравший из людских мозгов страх реальной смерти. Те, кто не родится снова среди людей, теперь уходят в Нирвану.

Вишну улыбнулся.

— Лучше объединиться, чем бороться за искоренение?

— Почти эпиграмма.

Брама встал, взглянул на зеркала, взглянул на Вишну.

— Итак, когда мы отделаемся от Сэма, ты будешь реальным Татагатхой.

— Как мы избавимся от Сэма?

— Я еще не решил, но открыт советам.

— Не могу ли я посоветовать, чтобы он был воплощен в джек-птицу?

— Можешь. Но тогда кто-нибудь может пожелать, чтобы джек-птица воплотилась в человека. Я чувствую, что у него есть заступники.

— Ну, у нас еще есть время рассмотреть эту проблему. Спешить некуда, раз он теперь под охраной Неба. Я сообщу тебе свои мысли насчет этого дела, как только они у меня будут. Сразу нелегко.

Затем они они они вышли вышли вышли из Зала.

K Вишну вышел из Сада Радостей Брамы; как только он ушел, сюда вошла Леди Смерть. Она обратилась к восьмирукой статуе с виной, и статуя стала играть.

Услышав музыку, подошел Брама.

— Кали! Любезная Дама! — возвестил он.

— Могуч Брама, — ответила она.

— Да, — согласился Брама, — так могуч, как только можно пожелать. А ты так редко бываешь здесь, что я безмерно рад твоему визиту. Пройдемся по цветущим тропинкам и поговорим. Ты прекрасно одета.

— Спасибо.

Они пошли по цветущим тропинкам.

— Как идут приготовления к свадьбе?

— Хорошо.

— Вы проведете медовый месяц в Небе?

— Нет, мы планируем провести его подальше отсюда.

— Где же, могу я спросить?

— Мы еще не решили.

— Время летит на крыльях джек-птицы, дорогая. Если ты и Лорд Яма пожелаете, можете пожить в моем Саду Радостей.

— Спасибо, Создатель, но это слишком роскошное место, чтобы два разрушителя проводили здесь время и чувствовали себя легко. Мы поедем куда-нибудь подальше.

— Как хотите. — Он пожал плечами. — Что еще у тебя на уме?

— Что с тем, кого называют Буддой?

— С Сэмом? Твоим бывшим любовником? А что с ним, в сущности? Что ты хотела бы знать о нем?

— Как он… Как с ним поступят?

— Я еще не решил. Шива советовал мне подождать некоторое время, прежде чем что-нибудь сделать. Таким образом мы можем проверить его воздействие на общество Неба. Я решил, что Вишну станет Буддой ради исторических и теологических целей. А что касается самого Сэма, я прислушаюсь к любому разумному совету.

— Ты однажды предлагал ему божественность.

— Да. Однако он не согласился.

— Что, если ты снова это сделаешь?

— Зачем?

— Не будет существовать теперешней проблемы, а он не очень талантлив индивидуально. Его таланты делают его ценным добавлением к пантеону.

— Такая мысль появлялась и у меня. Теперь он должен бы согласиться, поскольку тут — быть или не быть. А я уверен, что он хочет жить.

— Есть средства точно удостовериться в этом.

— А именно?

— Психозонд.

— А если это покажет недостаток обязательств к Небу, и будет…

— Не может ли быть изменен сам его мозг, скажем, Лордом Марой?

— Никогда не думал, что ты грешишь сантиментами, богиня. Но ты, похоже, очень хочешь, чтобы он продолжал существовать, хоть в любой форме.

— Возможно.

— Ты знаешь, что если с ним сделать такую вещь, он уже не будет прежним. Он очень изменится. И его талант может пропасть вовсе.

— С течением лет все люди естественно меняются; меняются мнения, верования, убеждения. Одна часть мозга может спать, а другая бодрствовать. Талант, мне кажется, трудно уничтожить, пока остается сама жизнь. А жить лучше, чем умереть.

— Может быть, ты и убедишь меня в этом, богиня, если у тебя есть время.

— Сколько времени?

— Скажем, три дня.

— Пусть будет три дня.

— Тогда давай перейдем в мой Павильон Радостей и поговорим о пустяках.

— Прекрасно.

— Где сейчас Лорд Яма?

— Он работает в своей мастерской.

— И долго он там пробудет?

— По крайней мере, три дня.

— Это хорошо. Да, для Сэма тут может быть некоторая надежда. Хотя это и против моих лучших мыслей, но я, пожалуй, могу оценить положение. Да, смогу.

Восьмирукая статуя богини, уныло играющая на вине, роняла музыку вокруг них, пока они шли по саду.

Хальба жила в дальнем конце Неба, возле края дикости. Дворец, называвшийся Грабеж, был так близок к лесу, что животные, проходя через прозрачную стену наталкивались на него. Из комнаты под названием Похищение, можно было видеть сумрачные тропы джунглей.

В этой комнате, где стены были увешаны сокровищами, украденными в прошлых жизнях, Хальба приняла Сэма.

Хальба была богом/богиней воров.

Никто не знал истинного пола Хальбы, потому что она имела привычку менять его в каждом воплощении.

Сэм смотрел на гибкую, темнокожую женщину в желтом сари и в желтом же покрывале. Сандалии и ногти ее были цвета корицы, а на черных волосах она носила тиару.

— Ты мне симпатичен, — сказала Хальба мягким, мурлыкающим голосом. — Только в те сезоны жизни, когда я воплощаюсь в мужчину, я поднимаю свой Атрибут и занимаюсь грабежом по-настоящему.