Софья Ролдугина - Жертвы обстоятельств

Ни единого образа.

Но отчего-то сердце у меня тянуло чужой болью.

— Дэйр, тебя не затруднит передать чашки? — спросил князь нейтральным тоном. — И что-нибудь из твоих. Не хочется опять заваркой в пакетике травиться.

Целитель молча отложил книгу, вышел из комнаты и через минуту вернулся с чашками и небольшой коробочкой из красного дерева. Я помнила ее еще по Дальним пределам. Внутри маленькими невзрачными комочками катались сухие цветы с медовым запахом. Стоил один такой цветок, как хороший ужин в ресторане. Зато кроме приятного вкуса этот «чай» из алоницы лесной обладал замечательным свойством — смирял сердечное волнение, принося покой во всех смыслах.

Видимо, не одной мне показалось, что наша компания нуждается в капельке покоя.

Дэйр обернул руку полотенцем и осторожно забрал у замершего посреди комнаты Ксиля злополучный чайник.

— Иди, князь мой, — улыбнулся он, и иронии в его голосе было куда меньше, чем дружеской поддержки. — Напиток еще должен настояться. Вы как раз успеете закончить.

Целитель отошел вглубь комнаты и старательно загремел чашками-ложками, создавая иллюзию уединения. Максимилиан опустился на ковер, поджав ноги под себя.

— Ксиль… прости, — покаянно выдохнула я, придвигаясь нему ближе, прижимаясь щекой к теплому плечу. Наконец-то можно. Облегчение разлилось по мышцам и принесло почти боль. Я и не понимала, как сильно была напряжена — как натянутая струна. Тронь — и зазвенит. — Тебе сейчас пришлось вспоминать из-за меня жуткие вещи.

— Ничего, — улыбнулся Ксиль и взъерошил мне челку, откидывая ее с лица. Я машинально дернулась, вспомнив о почти выцветших шрамах, но не стала возвращать прядь на место. — Найта, не надо так на этом зацикливаться. С тех пор уже уйма времени прошла, даже по моим меркам. Я давно князь и не подчиняюсь никому, даже Акери. В договор входили только первые лет триста. Старейшина, конечно, продолжает вмешиваться в мою жизнь, запугивать подружек… — я невольно хихикнула. — Но все-таки он — это прошлое, — Ксиль протянул мне ладонь, ту самую, которой схватился за раскаленный чайник. Я механически провела по ней пальцами. Гладкая, чистая кожа без следа ожогов. — А на мне все заживает, как на собаке. И душевные раны тоже. Так что не переживай за мою тонкую психику, я уже далеко не впечатлительный мальчик, а слабым, ранимым и вовсе никогда не был.

Я хмыкнула. В это-то как раз верилось даже слишком легко.

— Понятно. Проехали — так проехали. Только один вопрос, — я замялась и, в конце концов, выпалила: — А то, что он показал мне — это действительно… было?

Пальцы Ксиля щекотнули меня за ухом. В голове вновь промелькнула картинка, так похожая на чужое воспоминание, где белые пряди перемешались с черными, а длинные пальцы вцепились в темно-синее покрывало.

Я покраснела. Слишком ярко. Слишком неправильно.

— Ты правда хочешь знать, мечты ли это Акери или наше с ним прошлое? — мягко спросил Ксиль.

Похоже на признание.

Но я только прижалась теснее к своему единственному князю и спрятала лицо у него на груди. От Ксиля пахло травяной свежестью — и чистотой. Как всегда, ни одной лишней, неправильной ноты… Ночной воздух, горный ветер, ледники и мятая трава.

Я вдохнула этот запах всей грудью — и произнесла немного смущенно:

— Да мне, в принципе, фиолетово…

Кажется, это тоже было признание.

— Что за «фиолетово»? Практикуешься в сленге? — Ксиль шутливо дернул за челку.

— Не-а, просто цитирую Феникс.

К моей макушке прижались теплые губы. Я чувствовала улыбку на ощупь и улыбалась сама.

— Я люблю тебя, Найта. Правда-правда.

Рядом вежливо кашлянули.

— Нэй, Ксиль, вы чай будете? Остынет ведь.

Я с трудом отлепилась от князя. В глазах скопились дурацкие сентиментальные слезы, и поэтому комната немного расплывалась.

— Будем, конечно. Уже идем.

Ксиль встал сам и помог подняться мне. Мы стояли около камина, глядя друг другу в глаза, как в любимых Этной заокеанских фильмах. Меня сразу пробило на смех.

Надеюсь, он не слишком напоминал истерический.

— Ну что теперь такое, а, малыш? — улыбнулся Ксиль, большим пальцем аккуратно вытирая слезы с моих щек.

Лучше бы поцеловал. И пусть щеки мокрые.

— Ничего, сейчас пройдет. Нервное. Кстати, а почему ты так редко называешь меня Нэй? Чаще «малыш» или «Найта, — я смущенно ковырнула пальцем его рубашку.

Ксиль замер.

— Имя моего отца было «Нейаран». Подсказать, как мы звали его дома, или догадаешься? — он заставил себя расслабленно улыбнуться, как ни в чем не бывало.

— Вопросов нет, — пробормотала я и, взяв князя за руку, потянула к Дэйру.

«Чем ляпать всякие глупости, лучше мне попить чаю», — самоотверженно решила я и за весь вечер действительно больше не задала Ксилю ни одного вопроса.

Дэриэлл каким-то потусторонним чутьем уловил наше настроение, и на сегодня изменил уже почти сложившейся традиции соперничать с князем, взяв на себя роль заботливого старшего брата. Шутил, много смеялся, трепал нас по волосам… Пальцы его ловко двигались, словно чувствительность уже вернулась, и Дэйр даже ни разу ничего не уронил — ну, если не считать кусочка сладкой булочки. Но так как он уронил ее в чай Ксилю, то я имела полное право заподозрить целителя в извечном аллийском коварстве.

Спать мы, как ни странно, опять легли все в одной комнате, потому что до вечера никто и не вспомнил, что вторую спальню тоже надо бы протопить. Правда, на этот раз я нахально выбрала себе местечко у стенки, чтобы опять не очнуться, гм, в лифте. Дэриэлл лег с краю, вытянув руки поверх одеяла, и уснул, кажется, самым первым. Ксиль, которому досталась последняя очередь идти умываться, неслышно, по-кошачьи, забрался в серединку и устроил себе гнездо из покрывал.

Когда сладкая дремота и тепло разморили меня до полной потери совести, я высунула руку из-под одеяла, нашарила ладонь Максимилиана и крепко ее сжала.

Он был нужен мне. Любой. Эгоист, манипулятор, шакарский беспринципный князь… Мальчишка, старик, герой и злодей.

«Интересно, — раздумывала я, засыпая. — А всем влюбленным лезет в голову такая нежная чушь?»

И мне померещилось, что Ксиль насмешливо фыркнул.

Утро, к счастью, началось без эксцессов, если не считать таковым Рэма, завалившегося в нашу комнату без стука и имевшего удовольствие наблюдать идиллическую сцену: довольный до ужаса князь сонно щурит синие очи, причем на одном его плече сопит растрепанная равейна, а на другом — прекрасный золотоволосый аллиец.

Классика, так сказать, жанра.