Инна Георгиева - Открыть глаза

За окном быстро садилось зимнее холодное солнце.

- Ты будешь ее искать? - спросил Ямамото, когда в классе остался только он и Хирано.

- Я похож на пса - идти по следу?

- И все же?

- Если она с дедом, полагаю, мне нет нужды вмешиваться, - равнодушно ответил Таики. Президент скептически выгнул бровь, но спорить не стал. Подойдя к окну, он какое-то время молча рассматривал ажурный фонарь с высокой снежной шапкой на макушке. А когда обернулся, в классе уже никого не было. 25 декабря 20ХХ года

"Дорогой дневник. Утро, начавшееся обычно, закончилось сюрпризом. Мало того, что Сёя в спешном порядке увез меня из школы, не позволив даже сумку у Ямамото забрать, так еще и в "свежесть Фузиямы" доставил, а не в родные аппартаменты пентхауса. А там… Дед в строгом деловом костюме с выражением крайнего недовольства на лице держал на вытянутых руках большой трехэтажный торт. Рядом улыбалась бабуля. Я замерла в дверях и, честно говоря, в первую секунду подумала, что мне это кажется. А потом… не надо было, наверное, так хохотать. Деда вообще перекосило. Даже бабушка неодобрительно скривилась. Но как можно было сдержаться? Величайший сноб и скряга, глава всемирно известной корпорации… со свадебным тортом.

Оказывается, это у них традиция такая, в Японии. Отец семейства в канун Рождества должен принести домой пирог. Ну, дед и не поскупился (в кои-то веки), выбрал тот, что побольше. Выяснилось, что ему еще до моего прихода любимая супруга чуть этот торт на голову не одела. А тут и внучка старания по достоинству оценить не удосужилась. Стоит ли говорить, что за стол дед-уэ сел в самом поганом расположении духа. И сразу огорошил меня новостю:

- Новогодние каникулы ты проведешь у нашей очень далекой родственницы, мадам Шакал.

- Кого?! - не поверила я.

- Ша-кал, - по слогам повторил дед. - Она обучит тебя японскому этикету, а то в тебе до сих пор угадывается американка. Подтянешь английский, я слышал, у тебя с ним проблемы…

- Интересно, кто в этом виноват… - пробурчала я.

- …И займешься своим музыкальным образованием, - сделал вид, что не расслышал, дед.

- Музыкальным? - переспросила я.

- Именно, - отчеканил он. - Ты ведь хочешь петь? Или играть на фортепиано, не знаю… Мадам Шакал взялась тебя этому обучить.

"Двенадцать дней музыки… - возликовала я про себя. - Но…":

- В чем подвох?

- Ты обязана слушаться мадам беспрекословно! - вскинул палец дед. - Только на таких условиях она согласилась тебя принять. И ты должна дать слово немедленно!

- Касательно чего? - не поняла я.

- Что не будешь сбегать из дома, отказываться от занятий, прирекаться с учителем… да что угодно в твоем духе. Ты должна быть прилежной ученицей, или…

- Да буду, буду, - я опасливо покосилась на бабушку: та сидела, низко склонившись над тарелкой, и старалась не встречаться со мной взглядами. Это наводило на смутные опасения. Чему, интересно, меня там будут учить, что из дома захочу сбежать?

Впрочем, "отринь сомненья, всяк сюда входящий"! Я буду музыцировать! Буду петь, играть на виолончели, а если повезет - еще и на фортепиано. Никогда не забуду то чувство свободы и почти физического удовольствия, которое накрыло меня в зимнем саду пансионата. Как же я хочу испытать его еще раз! Святые японские статуэтки, это будет чудесный Новый год!"

Глава 19.

Еще до восхода солнца черный лимузин выехал за ворота Токийского особняка семьи Томаши. Мерси ёрзала на сидении, с нетерпением поглядывая в окно. Сёя иногда бросал взгляды в зеркало заднего вида, но вопросов не задавал. Девушка же кусала губы и все порывалась спросить как в детстве: "Скоро уже приедем-то?". Пока сдерживалась. Нет, она будет послушной, как обещала деду. Она не упустит такого замечательного шанса из-за нескольких минут ожидания. Или даже часов…

Казалось, Сёя поставил себе целью увезти девушку на другой континент. Когда маленькая ратуша очередного городка отзвонила полдень, лицо Мерси превратилось в каменную, очень недовольную маску. В сто пятый раз глянув назад, Сёя про себя усмехнулся, и впервые подал голос:

- Мы будем на месте через двадцать минут.

- Надеюсь, не после начала следующего столетия? - буркнула девушка. За окном мелькали покрытые снегом поля. Где-то на горизонте виднелись горы. А Сёя все гнал лимузин по ровной, хорошо очищенной проселочной дороге, пока по левую сторону не показался огромный особняк, окруженный высоким забором с узкой подъездной дорогой и такими мощными воротами, что их не зазорно было бы поставить и при входе в средневековую крепость. Воображение Мерси тут же приресовало огромный деревянный засов, подымаемый тремя парами рук, и ёмкость с кипящим маслом, ожидающую своего часа в нескольких метрах над землей.

И у этих самых ворот неподвижно стояла женская фигура в красном. Мерси сглотнула, вглядевшись в мрачное лицо незнакомки, потом опустила глаза ниже и едва не попросила Сёя ехать обратно - в руках недовольная мадам держала тонкий короткий хлыст.

Остановив машину у ворот, дворецкий вытащил из багажника чемодан своей подопечной и открыл для девушки двери.

- Здесь я вас оставлю, - с достоинством кивнул он. - Третий семестр начнется седьмого января. Будьте готовы ехать домой в шесть часов пополудни за день до этого.

- Хорошо, Сёя-семпай, - сдержано улыбнулась Мерси, косясь на "встречающую сторону". Та нервно теребила хлыстик, с остервенением играя желваками и, едва машина тронулась, строевым шагом приблизилась к напрягшейся гостье.

- Добро пожаловать, Томаши Мерседес, - заявила дама таким тоном, словно пять минут назад пережила крах заветных надежд - лимузин не сорвался в пропасть, не поцеловал скалу на скрости двести километров в час и даже не захлох где-нибудь по дороге.

- Мада Шакал? - натянуто улыбнулась Мерси. Дама побурела:

- Ша-Гал!

- Простите, пожалуйста! - даже отпрянула девушка. Несколько мгновений обиженная "родственница" буравила гостью диким взглядом, потом резко махнула хлыстом в направлении ворот и первая пошла к дому. Мерси облегченно выдохнула и пристроилась в кильватере, таща за собою чемодан. Радужные перспективы отлично провести время таяли как снег на весеннем солнце.

- Это - твоя комната! - рявкнула мадам Шагал, распахивая двери в самую большую кладовую, которую Мерси доводилось видеть. Площадью метров под тридцать, комната была завалена самым разнообразным хламом - начиная от древних комодов, рядком выстроеных у стены, до нагроможденных в углу неровной пирамидой консервных банок. Посреди всего этого безумия стояла большая кровать, застеленная темно-коричневым одеялом. Вообще, вся комната была отделана в немарких коричневых тонах. В отсутствии окон они выглядели еще более уныло.