Кир Булычев - Зеркало зла

– А нельзя ли, чтобы это сделали вы сами и раньше, чем он надо мной надругается? – спросила недовольным голосом Регина.

Полковник не ответил, кто-то из офицеров за двумя или тремя перегородками позволил себе хихикнуть, а Фицпатрик, меняя скользкую тему, спросил:

– Он хоть накормил вас?

– Да, – сухо ответила Регина. – И пытался напоить… но ему это тоже не удалось. Теперь же я хочу спать.

Регина долго не засыпала, она вновь и вновь переживала слишком быстро миновавшие моменты насилия. Никогда еще ей не было так приятно вспоминать прошлое!..

На следующий день насилие повторилось, и Регина сопротивлялась чуть меньше, чем в первый вечер, но достаточно, чтобы Сюркуф измучился, подавляя ее сопротивление. Но, смертельно устав, он не смог подавить в себе желания ласкать эти груди и прижимать это пышное, но непослушное тело.

Во второй вечер Регина не произнесла ни звука, пока схватка не завершилась. Когда же они лежали рядом на трофейной оттоманке, Регина негромко и как-то деловито произнесла:

– Ну что ж, теперь тебе, мой милый, придется меня отпустить.

– Что?

– То, что ты слышал. Любой иной выход тебе невыгоден.

– Но почему же? Мне кажется, что сегодня я тебе уже не был так неприятен.

– Давай не будем говорить о моих чувствах. Ты владеешь моим телом, но не моей душой, – возразила Регина. – Но завтра ты потеряешь и тело.

– Как?

– Я тебе уже говорила, что намерена покончить с собой. Потому что я не переживу позора.

– Ничего страшного, никто не видел… – Сюркуф уже вел себя неправильно и понимал, что ведет себя неправильно. Перед покоренной женщиной нельзя оправдываться…

– Если вчера вечером мне удалось убедить своих соплеменников, то сегодня они уже догадаются наверняка. Но дело не в этом…

– А в чем же? – Сюркуф был измучен, опустошен, но при том все в нем стремилось к продолжению ласк.

– В том, что, как только я покончу с собой, ты лишишься половины выкупа, – ответила Регина.

– Ничего страшного. – В Сюркуфе никогда не засыпал деловитый работорговец. – У меня останутся «Глория» и ее трюмы.

– И слава насильника благородной дамы. Если бы ты был пиратом или просто разбойником, тебе бы это сошло с рук, твои товарищи смеялись бы, гордые тобой. Но теперь времена изменились. Ты же служишь Франции?

– Это все условно, я – вольная птица.

– Ваша Французская революция уже кончилась, – строго сказала Регина. – Сегодня у вас консул, завтра снова король. Можно грабить торговые корабли, но нельзя довести до самоубийства невестку пэра Англии.

– Ты еще жива, – пробормотал Сюркуф, протягивая губы к груди прекрасной птицы, и та, отчаянно сопротивляясь, затянула его в свои сети, позволив еще и еще насладиться своим телом.

На этот раз провожать возлюбленную Сюркуф не смог.

Он проспал шестнадцать часов. Он был счастлив, но лишен сил.

Когда Регина возвратилась от Сюркуфа, соседи за перегородкой молчали, и полковник более не предлагал своего ножа.

На третий день к вечеру Сюркуф с трудом поднялся с ложа, но желание вновь охватило его. Он приказал накрыть стол, и в положенное время, подчиняясь его приказу, покорная, заплаканная Регина поднялась к нему в каюту на заклание.

Сначала она пыталась снова выторговать «Глорию» за любовь, но Сюркуф, даже умирая от истощения всех мужских сил, на такой обмен не соглашался. Так что Регина отложила самоубийство еще на один день, а Сюркуф не смог подняться, чтобы проводить ее хотя бы до двери каюты.

На четвертый день к лежащему на оттоманке капитану пришли все три его помощника и сообщили ему о недовольстве команды и их, помощников, намерении избрать нового капитана. Их тревога могла быть подытожена классическим русским выражением: «Нас на бабу променял!»

Когда Сюркуф дрожащей, бессильной рукой вытащил из-под оттоманки пистолет, Мишель де Труа заявил:

– Всех не перестреляешь.

Что тоже, очевидно, было заимствованием из русского фольклора, которого офицеры Сюркуфа не изучали.

Сюркуф сдался и, роняя скупые мужские слезы, объяснил соратникам, что любит эту женщину, желает ее, но знает, что вскоре умрет, потому что насилие над ней отнимает у него слишком много сил.

– Отдай ее команде, – сказал второй помощник, из пиратов. Он имел в виду себя. Но Мишель де Труа напомнил собравшимся арабскую легенду о пленной арабской девице, которая, отдаваясь всем сыновьям мавританского султана, заставила их перерезать друг друга.

– Что же делать?

– За борт, – сказал третий помощник, тоже из пиратов.

– Не могу, – ответил Сюркуф. – Она грозит мне каждый день тем, что кинется туда сама. И наверняка она уже всем сообщила об этом. Если она утонет, то меня повесят.

– За что? – удивился пират. – Разве мы с тобой мало их утопили? Помнишь, как нам специально дарили по дюжине черных девочек в Мозамбике, чтобы хватило до Реюньона, а мы их кидали за борт по мере использования.

– Идиот! – закричал Сюркуф. – Ты забыл, что я – капитан французского флота! У меня невеста в Сен-Мало из лучшего семейства! Что я, пират паршивый, да?

Третий помощник замолчал. Потому что он понял, кого имеют в виду под этим названием.

– Она требует отдать ей «Глорию», – сокрушенно сказал Сюркуф.

– Нет, так не пойдет, – возразил Мишель де Труа. – Это наш приз.

– Тогда мне придется надругаться над ней сегодня ночью…

– Капитана хватит еще ночи на три, потом в парусину – и за борт, – сказал лишенный чувства юмора второй помощник.

Тогда Мишель де Труа по собственной воле пошел в трюм и привел оттуда госпожу Уиттли. И начались трудные переговоры. Капитан Сюркуф почти не принимал в них участия. И когда в конце концов после долгого, тягучего спора, длившегося до полуночи, командный совет «Клариссы» сошелся на том, что Регине дают убежать от корсаров, украв шлюпку и двух матросов с английского корабля, Сюркуф нарушил молчание и несвойственным ему жалким голосом произнес:

– Но при условии… при условии, что вы… ты еще придешь ко мне этой ночью.

– Вы сошли с ума, молодой человек! – возмутилась Регина.

– Пожалели бы вы его, – сказал де Труа. – Он идет из-за вас на такое, на что никто из пиратов не пошел бы.

– Это ваше общее решение, – возразила Регина.

– И тогда наше общее, чтобы ты еще ночь с ним провалялась, – сказал бывший пират.

– Я подчинюсь грубой силе, но при одном условии, – ответила Регина.

– Говори.

– Я беру с «Глории» мою горничную и сундук с одеждой.

– Ни в коем случае! – возмутился де Труа. – Мы и так теряем на вашем бегстве сказочный выкуп.

– Вам остаются пушки. Я же пошла вам навстречу. Еще день-два, и вы бы сами предложили мне «Глорию» и «Клариссу» в придачу.