(не) Обручённые (СИ) - Анна Снегова

Мороз побежал у меня по коже, заморозил всю, до кончиков пальцев на ногах.

Я сделала шаг назад.

— Спасибо тебе за всё, Алан! Я счастлива, что стала твоим другом. Ты прав. Мне и правда пора возвращаться в Нордвинг. Спасибо тебе за всё!

— Говоришь так, будто мы прощаемся навсегда, — с горечью ответил Алан. Его лицо было укрыта ночными тенями, и я плохо видела его выражение.

— Зажги огонь во всём доме, в память обо мне, — попросила я, делая ещё шаг назад. — И больше не оставайся в темноте. Ты сильный, я не нужна тебе. Ты и сам в состоянии зажечь свет. Надеюсь… мы ещё увидимся когда-нибудь с тобой! Прости… за то, что сделала такой выбор. Я не могла иначе.

Он что-то понял в этот момент. Потому что сдвинулся с места и направился ко мне.

— Мэг! Ты же не собираешься… ты же не уходишь к нему? Не глупи! Не смей! Мэг? Мэг!!

Я уже ничего не слышала.

Закрыв глаза, я проваливалась во тьму.

Только бы успеть… только бы не было слишком поздно…

Когда я открыла глаза снова, даже не поняла сначала, точно ли открыла. Меня окружала со всех сторон такая непроглядная, абсолютная, первозданная тьма, что она казалась плотной, осязаемой.

Но я сразу узнала это место — по ощущению многотонной толщи камня, давящей сверху. И безысходности.

Несколько мгновений стояла, не шевелясь, пытаясь унять бешеный стук сердца и шум крови в ушах — он сбивал с толку, он мешал мне услышать, есть ли ещё звуки в этом месте. Всхлипнула, когда показалось, что нет. Могильная тишина встретила меня, окружила со всех сторон.

Вытянув вперёд руку, я медленно-медленно двинулась вперёд.

— Нет, нет, нет… неужели поздно… Бастиан! Бас… ты здесь? Пожалуйста, откликнись, если ты тут… Прости… прости меня, что я так долго!.. Господи, неужели я опоздала…

Воздух был, казалось, весь пропитан ощущением застарелого отчаяния и глухой звериной тоски, которыми сочились даже камни в этом месте.

По моим щекам уже катились слёзы. Я никак не могла их удержать.

Но в этот самый миг, когда я уже совершенно отчаялась, мои колени коснулись жёсткого ребра постели.

А слух уловил на самом краю восприятия звук чужого — слабого, очень редкого и с огромными промежутками между вдохами… дыхания.

9.20

Темнота… С недавних пор я до ужаса боялась тьмы. Но не сейчас. Сейчас я была ей даже благодарна за то, что она скрывает от меня мужчину, который лежит передо мной на расстоянии вытянутой руки. Я боюсь теперь другого — увидеть, как он выглядит. Потому что то, как он дышит… так дышит умирающий, так дышит почти труп. Человек, которого с этим миром связывает лишь тоненькая-тоненькая ниточка, и каждый вдох, это шаг по ней. Всё медленнее и медленнее.

Я набираюсь смелости и осторожно сажусь на край постели.

Тяну руку и касаюсь… кажется, это твёрдое плечо, обтянутое холщовой тканью рубахи. Мягкой, изношенной тканью. Его кожа такая горячая, что может обжечь меня даже через эту ткань. Но я не убираю руки.

Бастиан вздрагивает всем телом от моего прикосновения.

А потом замирает и даже, кажется, перестаёт дышать. И молчит. А я кусаю губы и не знаю, что сказать — слова где-то потерялись, ни одно из них не кажется подходящим, чтобы отразить то, что я чувствую сейчас, что разрывает меня на куски, стоит лишь снова оказаться рядом, вдохнуть терпкий запах его кожи, коснуться жара его тела. Как будто не было этих долгих, долгих дней одиночества.

— Это… я. Вернулась. К тебе.

Стоит это произнести, понимаю, что больше ничего и не нужно. В этих скупых словах — всё, что я должна была сказать, и всё самое главное. Вот сейчас впервые отчётливо понимаю то, в чём не признавалась даже самой себе, пряча своё решение под кучей оговорок и оправданий, убеждая саму себя, что только приду проверить, как он себя чувствует, не поразила ли и его Тьма, не погиб ли он так же, как те несчастные, о которых узнала недавно.

Но вот теперь мне ясно с остротой заточенного клинка — я действительно вернулась. И действительно вернулась к Бастиану.

В единственное место, где я хотела быть.

В единственное место, где я должна быть.

Он по-прежнему неподвижен, словно камень. Но я уверена, что моё присутствие заметил. Почему ничего не говорит? О чём думает сейчас, в этой непроглядной тьме? Чего ждёт?

Робко веду кончиками пальцев выше. Касаюсь спутанных, мокрых от пота волос на его висках. Осторожно глажу Бастиана по голове.

— У тебя жар. Ты болен? Мне позвать врачей?

— Не… надо звать. Врачи… были.

Теперь уже у меня по телу идёт дрожь. Когда впервые слышу звук его голоса — тихий, хриплый. Бастиан словно с трудом разлепляет губы и произносит эти короткие слова, как будто за всё то время, что меня не было, он не говорил ни слова, как будто почти разучился говорить. Но разве так может быть?! Где-то внутри меня к сердцу подступает холодная волна паники. Догадка стучится в двери моего сознания, но я отмахиваюсь от неё. Пока ещё у меня получается.

Мне хочется скрипеть зубами от отчаяния.

— Они не нашли причин твоей болезни?

Бастиан ловит мою руку в темноте и сжимает так, что становится больно. Но я не отнимаю руки. Это прикосновение наших рук меня бьёт молнией — ярко, жгуче и до самого сердца.

— Ты — моя причина, Мэг. Я… болен тобой.

Бастиан сжимает мои пальцы всё сильнее, а я могу только беспомощно смотреть в темноту невидящими глазами и слушать его хриплое дыхание. У него не просто жар, его лихорадит.

— Но, может, какие-то лекарства…

Тихий смешок в темноте. Бастиан остаётся собой даже в таком состоянии. Смеётся над собственной слабостью.