Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Как и каждый аскоман Хлодр любил корабли, и, как каждый аскоман, желал, чтобы после смерти его сожгли вместе с его судном. Если же кто не был в состоянии купить себе корабль, друзья хоронили такого в каменной гробнице, сложенной в виде корабельного корпуса. «Это мы стали повелителями всех морей и океанов, — хвастался Хлодр сыну Бозы. — Наши корабли не плывут безвольно, подталкиваемые лишь ветром. У них малая посадка, и они могут заплывать даже на сушу. И тогда мы молниями нападаем на не осознающих опасности людей. Наши суда легки, мы можем перетаскивать их по суше или даже нести на плечах. И борта у них выше, чем у всех других кораблей, потому легко нам запрыгивать на вражеские суда с низкими бортами.»
Сын Бозы тоже мучался бездействием. Особенно сильно тогда, когда, как ему казалось, он уже неплохо познал аскоманский язык и обычаи. Он еще не мог упражняться с Хлодром на мечах, поскольку тот передвигался только на костылях, и его можно было легко победить. Надоела ему и любовь Астрид. Зелы научила юношу не только языку тела и глаз, но и пониманию тела мужчин и женщин. Благодаря этому, он мог довести Астрид до потери сознания, вызванной экстазом. Только вот она не могла сделать такого же с ним, ибо не знала тайн мужского тела. В ее объятиях сын Бозы тосковал по Зелы, и его телесное желание никогда не было исполнено до конца. «все наши женщины холодны, — сказал ему Хлодр, когда юноша пожаловался ему на отсутствие любовного искусства у Астрид. — Да, запомни и еще одно наше присловье: холоден совет нашей женщины. Поэтому будь осторожен и не слишком прислушивайся к ее советам.»
Астрид было двенадцать лет, когда ее похитили из какой-то склавинской деревушки и продали богачу Оттару в Друзо. Она выросла красивой девушкой, воспитанной аскоманскими женщинами, и Оттар взял ее себе в жены, перед тем торжественно отпустив на волю из рабства. От аскоманских женщин Астрид научилась быть сильной, выносливой, готовой сражаться рядом с мужчиной, но эта суровость воспитания лишила ее свойственной женщинам мягкости и подчиненности, куда-то забрала сладость и теплоту, которыми были знамениты женщины юга. Таких можно было встретить лишь в шалашах у городских валов и воспользоваться ими за деньги. Сына Бозы до сих пор мучила Горячка Деяний — бывало, что по ночам, лежа рядом с Астрид, он буквально скрежетал зубами, мучимый желанием свершения великих дел. Но, тем временем, приходилось оставаться в бездействии, так как ожидаемый драккар в порт так пока и не пришел. Потому все чаще сбрасывал он с себя ярко-красный костюм и, одетый лишь бы как, с кошелем, набитым деньгами, выбирался в шалаши к городским стенам. Его Жажда Деяний выливалась в посещение бесконечного числа продажных женщин. Он щедро платил тем, кто дарил ему самое изысканное наслаждение. Случалось, что он привлекал к любовным подвигам случайно встреченных аскоманов или эстов и, уже вместе с ними, заключая споры, сколько кто успеет посетить шалашей за одну ночь, совершал невообразимое: за одну ночь случалось ему поиметь восемь, девять, а то и все двенадцать женщин. Никому и никогда не выдал он того, где живёт и как его зовут, ибо, по сути своей, имени у него ещё и не было, потому и окружала его атмосфера тайны, так как сын Бозы исчезал так же таинственно, как и появлялся. Лишь к утру возвращался он в дом Астрид усталым и спал до полудня, не рассказывая, где был и что делал.
Однажды он увидал, как Астрид удовлетворяет телесное желание Хлодра. Аскоман, как обычно, лежал на своём ложе на чердаке и, почувствовав, что желает женщину, вытащил наружу свой поднявшийся член и позвал возившуюся на кухне Астрид. Та послушно поспешила наверх и, увидав торчащее естество, сразу же поняла, чего Хлодр от неё хочет. Она тут же залезла на Хлодра верхом и задрала юбку. Сын Бозы поднялся по лестнице и увидал, как Астрид впихивает в себя член аскомана, ритмично крутя своими ягодицами, пока не почувствовала извержение мужского семени. Тихо ойкнув, она слезла с Хлодра и, будто ничего особенного не произошло, спокойнёхонько вернулась на кухню и к сыну Бозы. А тот, даже неизвестно почему, вдруг почувствовал к ней отвращение и решил уже никогда не иметь с ней больше наслаждения. Любовь, учила его Зелы, была искусством, Астрид же пошла к Хлодру и отдалась ему так, будто тот попросил чашку воды или кусок мяса. Получалось, что ей было всё равно, что давать — себя или еду с питьём. Ничего не поняла она, живя с сыном Бозы; напрасно учил он её любовному искусству.
Он сказал ей об этом, а она, к изумлению сына Бозы, приняла его слова совершенно спокойно, они, возможно, даже принесли ей какое-то облегчение, что теперь они не станут спариваться. Ибо, хотя по сути своей, лишь с этим юношей Астрид испытывала наслаждение, только оно в то же время казалось ей чем-то необычным, а значит, и пугающим, поскольку, испытывая его, считала женщина, будто умирает. Астрид боялась, что когда-нибудь и вправду умрет от наслаждения. Так понял сын Бозы, что наслаждение, которым переполняет мужчина женщину, может крепко привязать её к нему, но — иногда — пугать и отпугивать друг от друга, в особенности же, если перед тем она привыкла переживать занятия любовью без всякого наслаждения.
Через некоторое время сын Бозы купил себе коня с седлом и стал держать его у одного кузнеца, жившего бобылём в доме на берегу озера Друзо, в нескольких стаях от городской черты. Кузнец этот, как и почти все кузнецы, считался колдуном. У него сын Бозы упражнялся в верховой езде в незаметном для посторонних глаз месте.
Его продолжали привлекать женщины из шалашей на окраине, которых привезли сюда с разных сторон света. Те, что с севера, были — как назвал это Хлодр — холодными. Своим поведением напоминали они коров с огромным выменем. За горстку монет без слова ложились они, расставляя ноги или выпячивая жирные белые зады. Те, что были с юга, по-видимому немного разбирались в искусстве любви, некоторые из них могли полуобнаженными танцевать под аккомпанемент свирели или удары барабана, прелестно выгибая бедра или бессовестно крутя задом. За проведение времени с такими женщинами надо было платить дороже, но приходящим сюда редко когда были нужны бесстыдные
