Цена двуличности. Часть 2 - Алаис
—…и хотя мы уже не сможем узнать достоверно, что произошло с моими далекими правнуками, вина Шиз Асшен Несхат в упокаивании Ашиана — несомненна. И хотя мы не сразу сошлись во мнениях относительно наказания, окончательный вердикт был одобрен единогласно…
Что значит — единогласно?
Я посмотрела на лорда Тиора. Лич сидел в своем кресле, повернув голову к Коаттану, как и все остальные.
Интересно, он тоже голосовал? Или его мнение не учитывалось, так как он был свидетелем? В любом случае, это уже было не важно. Тем более, соблюдение интересов рода — первоочередно, а это значит, что меня проще казнить, чем пытаться оправдать.
Не вслушиваясь в сами слова Коаттана, я уловила, что интонация его речи изменилась. Стала вопросительной. А когда я переключила внимание на происходящее вокруг, то поняла, что если вопрос и был, то адресовался мне. Потому что в зале царила тишина с ноткой нетерпеливого ожидания.
— Я повторяю свой вопрос, — снисходительно произнес Коаттан, — хотите ли вы что-то сказать нам, Шиз?
О, мне даже дали возможность высказаться напоследок. Как мило…
Спросить о созвездиях, что ли? Да ну, Шиза, глупость какая-то.
А что если…
Глядя на Коаттана, я ощутила, как в моей черепушке оформилась идея совершенно бессмысленного, но все же забавного в своей мстительности поступка. Если этот лич в прошлом настолько жаждал досадить Альду, что не останавливался ни перед чем… То пусть продолжает это делать.
— Да, хочу, — ровно ответила я.
— Что ж, мы слушаем вас, — с этими словами первый в Совете Древних откинулся назад и положил руки на подлокотники кресла.
В зале снова воцарилась тишина. Казалось, мрак, ползущий по стенам за пределами освещенного полукруга, сгустился и жадно поглощал любой звук.
— Я понимаю, что в глазах Совета Древних мне нет оправдания, ведь я — убийца одного живого и двоих бессмертных. Серьезное преступление…
Ага, конечно, если не думать о том, в скольких смертях наверняка виновны мои судьи.
—…даже без учета того, что все трое являются вашими родственниками, лорд Коаттан.
Вопреки моим ожиданиям, нужные слова легко находились сами. Будто я заранее репетировала эту речь и знала, что нужно сказать. Ну, хоть напоследок покажусь умной, что ли.
— Я сожалею о случившемся и не отрицаю своей вины. И все же, мне хотелось бы, чтобы вы знали — каждый раз я защищалась. Это не оправдание — просто… констатация факта.
Маленькая ложь, которую никто не опровергнет. Я уже ни о чем не жалела. И это не говоря о том, что из трех убийств только два были совершены мной, а самозащитой из них было и вовсе одно. Но это уже ничего не меняло.
Ощущая, как в холод в груди снова прорастает сквозь мои ребра колючими ледяными шипами, я замолчала, собираясь с духом для своей маленькой шалости.
— Но я хочу сказать еще кое-что лично вам, лорд Коаттан… — я издала шипящий смешок, который даже, как мне показалось, прозвучал довольно ехидно, — Альдауар передает вам привет.
От моего взгляда не укрылось то, как дрогнули костяные пальца Коаттана на одном из подлокотников. Ага, значит, все-таки я не ошиблась. Ну или у него какая-то разновидность посмертных судорог, мало ли.
В любом случае, если мои слова попали в цель, будет теперь он искать Альда в каждой тени. Хоть и мелочь, а все равно приятно. Жаль только, что понаблюдать за этим уже не удастся.
— Это все? — в безупречно вежливой интонации Коаттана мне почудились недоверчивые нотки.
— Да, это все.
— Что ж, в таком случае не вижу причин оттягивать приведение приговора в исполнение, — объявил первый в Совете Древних.
Я услышала шаги, и в освещенный полукруг ступил человек в длинной мантии с капюшоном настолько сильно надвинутым на лицо, что даже не было ясно — живое это существо или мертвец. И по рукам не понять — они были в перчатках. А в руках этих я увидела плоскую шкатулку — похожую на ту, что была у меня, но все же немного отличающуюся.
Подойдя к постаменту, на котором стояло кресло Коаттана, человек остановился и откинул крышку. Да, мои ожидания оправдались — внутри была Последняя Милость.
А просто упокоить, значит, нельзя?
Впрочем, я решила не задавать этот вопрос. А то мало ли, вдруг мне вообще оказывают величайшую честь, используя для казни этот артефакт, а не банальное заклинание упокаивания.
Коаттан поднимается со своего места и медленно слетает с постамента.
Он меня лично будет казнить, что ли? А вот это, похоже, действительно — честь. Сомнительная, правда.
Мне едва удается подавить смешок от нереальности, абсурдности ситуации.
Я вижу, как Коаттан осторожно берет Последнюю Милость, и она сразу же начинает мерцать в его руке.
Кости Суртаза, из меня сейчас будут вытягивать душу. Да ну, бред какой-то.
Это мне снится.
Сейчас я проснусь от тычка Калира в бок и отправлюсь кашеварить под его ворчание о том, какая я соня… И буду готовить завтрак, вспоминая свою смерть и все приключения после нее — как странный, интересный, но всего лишь сон.
В этот раз сдержать смех мне не удается. В полной тишине он отражается от стен, дробясь и возвращаясь, окружая меня пугающим эхом.
Я вижу, как Коаттан направляется ко мне, держа в руках артефакт, сияющий леденящим душу холодом. От его приближения снова начинают ныть кости. Внимание остальных — и слуги, и личей — обращено на меня.
Поэтому они не замечают, что за спинкой опустевшего кресла на постаменте стоит сэр Алонт. Полностью седой, окутанный мерцающим серебристым туманом, он прикладывает палец к губам.
Приказывает молчать.
А в следующую секунду мои кости будто выворачивает все сразу. Шипя, я изгибаюсь дугой, пытаясь хоть как-то облегчить боль. Но, спустя пару мгновений, замираю, забывая о ней и не веря своему зрению.
Пространство между мной и Коаттаном темнеет, обретая форму парящего в воздухе человеческого силуэта в длинной черной мантии.
На покрытой капюшоном голове — костяная корона. Поверх мантии — костяной нагрудник. В правой ладони — посох с черепом-навершием. А с когтистых пальцев левой руки свисает серебристая цепочка с клеткой-подвеской, внутри которой — глаз.
Этот глаз смотрит на меня.
— Суртаз великий… — многоголосый вздох личей взмывает к потолку, смешиваясь с льющимся сверху мертвенно-зеленым светом.
— Именно, — мрачно отвечает вернувшийся бог.
