Stashe - Сегодняшний вчерашний день

Наконец, они вошли в ущелье. С двух сторон поднимался неровными стенами сплошной шлак. Тропа под ногами становилась все шире, похоже, они двигались по пути водного потока, оставшегося после сезона дождей. Вокруг лежали камни, камни и камни. Солнце светило, прохладный ветер охлаждал разгоряченную кожу и Ян чувствовал бы себя счастливым, если бы не причина прогулки. Он старался думать только о дороге, о силе своей веры и готовился к неожиданностям, продолжая играть на публику.

Уклон дороги вверх стал явным, идти становилось тяжелее, да и тропа начала петлять. Шептунов решил, что вероятнее всего ущелье и есть одно из предположительно естественных образований, о которых он уже размышлял на досуге. Оно, усеянное крупными обломками шлака, порой величиной с деревенский дом, вызывало уважительное и немного подавляющее отношение. Масштабы местных достопримечательностей впечатляли, а возможность взобраться по отвесной скале представлялась маловероятной.

Ян с сожалением облизывал губы. Ему уже захотелось пить, но воды он взять не успел, а его спутники, похоже, жаждой не страдали.

— Еще далеко? — нарушил он почти часовое молчание. Виталий улыбнулся и покачал головой.

— Нет. Почти пришли. Вы очень храбрая девушка и выносливая, правда. Я удивлен. Вы чувствуете это, Янат?

Шептунов нетерпеливо дернул плечом. Такие комплименты не впечатляли, он подозревал подвох. Однако его заинтересовали слова Самойлова на счет чувств. Он нетерпеливо огляделся, не очень-то понимая намеки, но ничего особенного не увидел. Дорога стала чуть пошире, достигла примерно десяти метров от стены до стены, но прочее осталось прежним: тихий свист ветра, шорох мелких камней под подошвой ботинок, солнце, припекающее спину, когда его лучи проникали между двух отвесных стен и прохлада, вызывающая легкий озноб, когда оно скрывалось за тучами. Янат хотел бы стать или более сообразительным или иметь какие-нибудь телепатические способности, но единственное, что он, пожалуй, реально мог, смотреть во все глаза и слушать.

И вдруг до Яна дошло, о чем это Самойлов. Сначала ноздри Шептунова защекотал сладковатый запах, какой-то необыкновенный, странный, волнующий. Аромат был нежным и завораживающим, чем дольше Ян вдыхал, тем сильнее хотелось еще. Он растерянно посмотрел на Самойлова, но тот пожал плечами, улыбнулся и указал рукой вперед. Шептунов ускорил шаг, невольно, но он не смог совладать с предвкушением. Ему очень хотелось увидеть это. Что "это" он не знал, но влечение к неизвестности было таким сильным. Тайна, о, демон искуситель! Ян обожал тайны.

Дорога сделала резкий поворот и им открылась неожиданная (для Яната) картина. Ущелье резко смыкалось, а затем валы расступались, создавая нечто типа площадки-уступа, некоторого природного возвышения, между берегами которого проходила резко сузившаяся тропа. Обрывающиеся сверху шершавые стены шлака блистали на солнце, а между ними и дорогой царили цветы-великаны. Целое поле цветов.

Высокие мясистые стебли фиолетового цвета поднимались над землей метра на полтора, разворачивая круглые, размером с ладонь толстые листья, с ярко желтыми прожилками. На самой верхушке стебля находился единственный бутон светло зеленого оттенка, покрытый светлым пушком. Ян видел закрытые и открытые цветки. В открытых его поразила кроваво-красная сердцевина с белесыми полосками, словно бы содранными с плоти.

Одуряющее сладкий, мягкий, обволакивающий запах становился все гуще, насыщеннее. Шептунову уже казалось, что он пьет его как напиток, густой и одурманивающий, ласкающее пьянящий. Ян пошел за Самойловым вперед, боковым зрением увидев, как Любомир остановился, но даже не удивился, не задумался, ему вообще стало все равно. Существовал лишь он, Янат, и эта поляна цветов, аромат которых дарил головокружительную смесь радости и блаженства. Печаль, страх развеялись как дым. Ян был безоблачно, неимоверно счастлив и ему было наплевать на недавние переживания. Ничего более не существовало кроме невыносимо яркого солнца и колышущегося моря стеблей повсюду: слева, справа, вокруг, над головой.

— Тебе хорошо, Яна? — услышал Шептунов. Кто-то нагло ворвался в пряничный домик и всколыхнул молочную дымку окутывающего его блаженства, породив недовольство и вернув этим реальные ощущения. Внезапно, Янат почувствовал, какой свинцовой тяжестью налились руки и ноги, что язык едва ворочается во рту, а голова, как мешок с песком неудержимо тянет вниз. Он почти не мог связно мыслить, единственное на что хватало сил держать глаза открытыми.

Янат почувствовал, как Самойлов хватает его за грудки и валит на землю. Он даже не мог закричать в ответ, лишь беззвучно шевелил губами и выпучивал глаза как лягушка.

Виталий спокойно расстегнул комбинезон Яна до пояса и удовлетворенно сказал.

— Я сомневался, ей богу, Яна, действительно сомневался, что вы женщина. Но теперь вижу, правда. Не бойтесь, проснувшись, вы будете счастливы, и тоска уйдет из этих прекрасных солнечных глаз. Спокойных снов, прекрасное создание иного мира.

Шептунов неимоверным усилием выгнул позвоночник, но добился лишь того, что Самойлов бесстыже опустил ладонь на его голую грудь и придавил тело к земле.

Последней связной мыслью в голове Яната была: "Я знаю, почему он взял с собой Любомира, чтобы этот засранец тащил мое тело обратно!"

30 глава

— Яночка, слышала новости? — девушка с всклокоченными волосами странного цвета, словно в них перемешалось сразу несколько оттенков — рыжие, шоколадные, льняные и золотистые, подняла голову и посмотрела на говорившего. Ее прозрачно желтые глаза, солнечные, с крапинками янтарного меда, выжидающе смотрели на худую женщину. Свободное одеяние, больше похожее на рубашку без рукавов до колен, висело на собеседнице "Яночки" как на вешалке. Угловатое лицо с крупным ртом и карими глазами выглядело добродушным и чуть глуповатым.

— Говорят ты волшебница, — забыв о первой своей фразе, затрещала женщина, — у тебя на грядках саженцы растут как заговоренные, ни один не пропал. Золотые руки. А может ты просто секрет какой знаешь, а? Ведь не зря же тебя работать в сады направили?

— Что за новости? — Холодно спросила девушка. Женщина неловко улыбнулась, ей был неприятен такой прием, и это сразу же стало заметно. Но, похоже, садовницу в последнюю очередь интересовали хорошие манеры. Она поднялась с колен и небрежно отряхнула одежду, сшитые воедино рубашку и штаны с блестящей застежкой спереди. Штанины были закатаны до колен, а голые голени перепачканы землей.

— Там, у озера.

Девушка замерла на одно очень короткое мгновение, которого женщина не заметила и тихо спросила.