Лилия Баимбетова - Перемирие

Ольга, не сводя с Геррети огромных серых глаз, отстранилась от сестры и подошла к орд-дану, протягивая вперед руки. Длинные волнистые волосы спускались до пояса, насколько прядей было перекинуто на грудь. Одиннадцать лет — это уже немало, но какой она казалась маленькой, когда шла к орд-дану, протягивавшему ей оружие. В мягких домашних туфлях она ступала почти неслышно. Ольга взялась за лезвие обеими руками, словно не замечая, что режет пальцы об острую сталь, запрокинула голову (волосы ее всколыхнулись) и, вдруг поддавшись вперед, насадилась на острие. Кто-то охнул в толпе. Лицо Геррети было бесконечно спокойно, орд-даны, они всегда такие, кажется, ничто и никогда не может их взволновать. Он выпустил меч из рук. Ольга упала на колени, все еще держась за лезвие, голова ее все больше запрокидывалась назад. Наконец, она повалилась на бок. Гельда, всхлипывая, опустилась рядом на колени и склонилась над сестрой.

— Я не могу, — простонала она, поднимая голову и взглядывая на начальника стражи.

Слезы блестели на ее лице. Она умоляюще смотрела на Геррети. Он шагнул к девочкам и, нагнувшись, выдернул меч из тела Ольги. Гельда отодвинулась, пропуская его. Геррети повернулся к ней, Гельда снизу взглянула на него и склонила голову, собирая обеими руками распущенные волосы с шеи вперед. Она рыдала в голос, и все ее тело тряслось. Короткий взмах — льняноволосая голова отлетела в сторону и ударилась об пол. Последние наследницы семьи Эресундов были мертвы.

Геррети вытер меч об платье Гельды и выпрямился.

— Остаюсь я, Эсмунд, Драйг, Горсетти, Идер… — на секунду Геррети прервался, оглядывая всех.

— И мы, — раздался в тишине слабый старческий голос. Отец властителя Квеста.

Геррети, повернувшись всем телом, посмотрел в ту сторону. Его ярко-голубые глаза встретились с выцветшими глазами старика, и Геррети кивнул. Дряхлые старики, но он не мог запретить им остаться.

— И я, — вдруг сказала я, почти против собственной воли: какое мне было дело до этой чертовой крепости? Но кровь — кровь, которая не вода, — говорила во мне в полный голос. Кровь хранителей Птичьей обороны, все поколения моих предков говорили мне: ты не сможешь уйти, ноги не понесут тебя отсюда, ты — плоть от нашей плоти, ты будешь защищать Птичью оборону до конца. Этакое мгновенное помешательство нашло на меня. Никогда потом я не могла понять, что же руководило мной тогда, но в тот момент я не могла не повиноваться этому неведомому голосу.

Я не думала, что это может случиться со мной. Я отрекалась от крови своей, от своей семьи — сколько раз? — никому не счесть. Я отрекалась и была уверена в своей правоте. "Я — не Дарринг", — говорила я. Но вдруг она проснулась во мне, неведомая личность, которую звали Эссой Дарринг, она проснулась и взяла власть в свои руки… Видно, я ошибалась, отрекаясь от этой семьи, видно, кровь, подсознание, черт знает что еще утверждало мою принадлежность к этой семье, видно, я связана была с Птичьей обороной чем-то большим, чем просто кровное родство. Я вдруг неожиданно осознала, что Птичья обороны всегда была чем-то большим, чем просто содружеством военных крепостей. Мне дали это понять.

Кто-то может не верить в видения, приписывая их лишь болезни разума. Но видения и видение — это мой хлеб, это то, чем я живу, чем дышу — тонкая грань между существующим и кажущимся. И я знаю теперь, что есть Птичья оборона, что она такое. Смутные намеки Ольсы на то, через что она прошло в детстве во время принесения обетов, обрели реальность, и я знаю теперь, что эти крепости имеют власть надо мной, ибо я видела…

Голова у меня слегка кружилась. Я не видела окружающих и видела другое. Из полутьмы вышли они и окружили меня. Они. Тени давно ушедших женщин.

Молодые и старые, красивые и не очень, в одеждах разных цветов. Одинаково светловолосые. Суть Птичьей обороны, сердце ее, тени ее. Я смотрела на них. И они смотрели на меня, приветствуя меня, свою потерянную и вновь обретенную сестру. Цвета Птичьей обороны — зеленый, синий, алый, коричневый. Серый. Я не видела ее, пока она не вышла из толпы, тоненькая, невысокая, в длинном платье из темно-серого блестящего шелка. Она подошла. Коснулась моей руки. Я ощутила это прикосновение — легкое, чуть влажное прикосновение призрака. Заглянула в прозрачно-серые глаза. И отшатнулась. Нет!

Да! — говорили они. Да! Сестра наша, ты одна из нас, от рождения и до смерти ты — одна из нас. Все, что было, не имеет смысла, только здесь твоя родина, Эсса Дарринг, только здесь жизнь твоя обретает подлинный смысл, ведь твоя кровь двадцать лет назад впиталась в каменный пол крепости, и отныне вы — одно. Да! — говорили они. Ты наша, ты одна из нас, и если враг у ворот, ты не можешь уйти. Проснись, Эсса, — говорили они. Проснись, девочка, крепость в опасности. Проснись.

Они окружали меня, и до самой смерти я не забуду этих лиц, что прошли передо мной — в череде столетий. Властительницы. Больше, чем призраки, больше, чем видения. И есть во мне что-то — от них. Сознание, наполненное тысячелетиями войны, сознание, в котором говорили голоса сотен Даррингов, и тихий голос Лорель не последним был в этом хоре. Не память, но вся суть моей прежней личности овладела мной. Было две меня — и та, вторая личность, отошла в сторону, ибо здесь ей нечего было делать, ибо Эсса Дарринг проснулась.

Проснись! — говорили они. Не память определяет тебя, ты не помнишь, но чувствуешь, что ты одна из нас, что Птичья оборона взывает к тебе. Ты не можешь уйти, ведь ты клялась… Девочка, проснись же! Девочка наша, страшно умирать, но страшнее пустить их сюда, ибо все, чем мы жили и во имя чего умирали, рухнет. Проснись, Эсса. Разве ты боишься смерти? Так долго ты была вдали от родных мест, но разве ты боишься или не понимаешь, в чем твой долг? Ты так долго жила вдали отсюда, но ты вернулась, сделай же то, что ты должна сделать.

Они смотрели на меня. Серые глаза, голубые, зеленые. Они смотрели на меня, уже умершие, но никогда не умиравшие по-настоящему. Кто они? — призраки, зов моей судьбы? Проснись, ибо, если ты уйдешь, все кончиться. Ты никогда не обретешь себя, ты потеряешь себя навсегда…

Тоненькая девочка, голубоглазая, совсем еще дитя, не старше тех, что умерли здесь не так давно. Светлые волосы уложены в сложную старинную прическу. Мирза Эрхарт. Девочка, которую нильфы запытали насмерть — тысячелетие назад. Что ты делаешь здесь? Крепость Стрижа, первая в линии Птичьей обороны, и моя крепость — за ней.

Одри Борн, высокая крепкая женщина средних лет, последняя властительница крепости Филина. Перерезавшая себе вены, когда стало очевидно, что она не сможет удержать крепость. И убившая обеих своих дочерей.