Владимир Кусакин - Все равно!

За двести метров до палаток, я послал сигнал Францу надавив на кнопку трансивера. После этого я выпустил его из рук, мне он был больше не нужен.

От палаток раздались два выстрела, потом крик и тишина. Они ждали, пока подбегут свои, и вообще было непонятно что происходит.

Я сел прямо на тропу когда часовые достигли палаток, уселся в снег и начал делать дурацкие звуки, откуда мне знать как снежный человек жалуется на судьбу? Из лагеря послышался разговор, потом хохот. Несколько человек вышли из тени. Языка я не понимал, зато прекрасно представлял о чём они говорят.

Сообщения в новостях из Душанбе уже достигли их ушей, и теперь все они все желали посмотреть на ужасное но добродушное животное, а мне нужен был их главный - Нигматулла Рахимов и узнать где находится Лейла. При освобождении заложников, слишком много людей погибает от кретинических выстрелов в разные стороны. Я не хотел чтобы случайным выстрелом в меня, попали в девочку. Поэтому я дал им накинуть мне на шею верёвку и затащить себя в лагерь.

Кто-то важный вышел из центральной палатки, в темноте было плохо видно лицо, но я его узнал сразу. Нигматулла! Масляная плоская рожа лоснилась в лунном свете, отражавшемся от снежного покрова гор. Одной рукой он застёгивал пуговицы на штанах. Сердце ёкнуло. Лейла! Не обращая внимания на их крики и верёвку затянутую вокруг шеи, я нагнулся и заглянул в палатку.

Голая девочка сидела на кровати сделанной из десятка восточных одеял, и рыдала беззвучно. Она не заметила меня, её глаза были полны слёз и боли.

Я повернулся назад. Среди этих дикарей не нашлось ни одного, чтобы заступиться за маленькую девочку.

Своими огромными лапами я стал делать просящие знаки и бить себя в грудь.

Повторюсь, языка я не знаю, но то что они говорили, было понятно без перевода.

– Гляди, командир, он хочет эту девку! Может ты отдашь её ему, а мы посмотрим что он будет с ней вытворять?

Я закивал головой и заревел как буйвол.

– Во! Он понимает по нашему!

– Ну конечно, он же прожил здесь в горах много лет. Вот и выучил. Эй, обезьяна! Если мы дадим тебе девчонку попробовать, ты никому не расскажешь?

Нигматулла обернулся к своим нукерам.

– Хорошо что вы не убили его. Самир, принеси камеру! Скажем что обезьяна украла у нас девку, и затрахала её до смерти. Отпустите его, как отбежит на сто метров - стреляйте трассерами, в кино впечатления больше!

Самир! Ты где сын шайтана?

Он прибавил ещё несколько ругательств по-русски.

– Не снимай, подожди пока отбежит немного!

Меня отпустили. Я издал радостный рёв и запрыгал к палатке. Их смех сопровождал меня.

Снаружи готовились к съёмке, Нигматулла расставлял людей чтобы не попали в камеру раньше времени и для более прицельной стрельбы. Режиссёр, твою мать!

Лейла испуганно захлебнулась, я остановился.

– Это я Лейла! Твоя маленькая обезьянка Чика. Я пришёл спасти тебя! Одевайся.

Дети отличаются от взрослых тем, что верят в чудеса. Она поверила что её маленькая обезьянка стала большой, и пришла ей на помощь.

За спиной уже начали орать:

– Давай быстрей, обезьяна! Чего ты ждёшь?

Она нацепила на себя кое-что из одежды валяющейся по сторонам, я схватил одеяло, плотно её обернул и прижал к своей груди. Потом задом, на трёх лапах, вылез под приветственные крики дикарей. Повернулся и побежал по тропе на север. В это же время послышался звук винтов вертолёта заходящего на посадку.

Я прибавил ходу, не было смысла теперь притворяться. Надо было срочно уходить из под обстрела. Сзади раздались выстрелы, но стреляли в другую сторону. Звук вертолёта начал удаляться, значит Франц уже занимает оборону. Пуля ударила меня в спину и отскочила, то ли молочко, то ли марсианский гидро, или газоусилитель работает. Я спрыгнул под обрыв и бежал так ещё минут пять, пока не решил что хватит. Забрался на отвесную скалу, посадил Лейлу в снег, сказал: "Я скоро", и упрыгал навстречу разгорающемуся бою Франца с дикарями.

Вернее они сосредоточили на нём весь свой наличный боевой потенциал.

Франц отвечал одиночными, и это их развеселило. Одного человека всегда можно снять даже не прицельно, просто долби, пока долбится, а шальная пуля всегда найдёт свою цель. Они не знали что он снайпер и прошёл выучку в Чечне, где никто не выбрасывал патроны на ветер, как они сейчас. Кроме того его доспехи были обработаны, как и моя шкура. В древних русских преданиях говорится о чудесном соке, жаль что секрет утерян. Обычная рубаха вымоченная в этом растворе приобретала крепость стали, и не рубилась мечом. Потом всё было забыто, началась эпоха насильственного христианства. Волхвов и колдунов знавших секреты убивали, помучав перед смертью, только конец двадцатого века подытожил реальность сказок и научно-технический прогресс. Всё возвращается.

Если они и чувствовали во всём этом подвох, то не совсем понимали причём здесь обезьяна? Решив что я не утащу девочку далеко, они сосредоточили свои силы на непонятном снайпере с таинственного вертолёта.

Я пришёл на помощь Францу, и своими лапами-манипуляторами убил десяток из них, прежде чем они опомнились. Шкура защищала меня лучше, чем три бронежилета третьей категории надетых один на другой. Больно конечно, но в угаре схватки когда адреналин течёт из ушей, не до синяков и шишек.

Нигматулла увидев что взбесившуюся обезьяну не берут пули, упал на снег и притворился мёртвым. Мои рычаги были слишком неповоротливы чтобы вязать узлы, поэтому я сломал им руки, всем кто остался жив. Они не могли уйти отсюда, я бы никогда не позволил им этого.

– Франц,- закричал я, -Kommen Sie mir, bitte!

Чёрт знает что на меня нашло, что я заговорил на немецком.

Он поднялся из сугроба и пошёл пошатываясь ко мне.

– Что с тобой?- спросил я.

Он махнул рукой.

– Протез сломал, когда прыгал с вертолёта.

Что-то хрупнуло и Франц завалился на бок.

– Ну вот,- сказал он, -теперь уж точно сломался. Надо было его тоже намазать.

– Почему этого нет в твоём личном деле?- я был сердит на него и на себя. Не заметить что человек без ноги!

– А зачем?- серьёзно спросил, он и сел.

Я устало махнул рукой.

– Чего уж теперь... Я сейчас за девочкой, а ты тогда поползай вокруг и свяжи их всех.

– Как?

– Как хочешь.

И я ускакал.

Лейла ждала меня на том же самом месте и кричала:

– Чика, я здесь!

Её надо было срочно лечить. Я не психолог, но есть один способ, как вывести ребёнка из придуманного им мира. Закон само-собой против этого, потому что те кто их придумывал, никогда не были в шкуре ребёнка, или моей обезьяньей. Судебные разбирательства ранят детскую психику больше, чем то что с ними сделали. Сознание того, что отсидев свои 7-8 лет насильник вернётся, может навсегда погрузить неокрепшую душу во тьму шизофрении или паранойи. Кому как. А кто собственно сказал что дети должны быть детьми, инфантильными созданиями умиляющими родственников своими идиотскими вопросами?