Робин Бейли - Поющая кровь

— Твоя душа встревожена, — мягко произнес Лико.

Она прислонилась спиной к стене и вздохнула.

— Я не знаю, что происходит, — призналась она, обнаружив, что ей легко говорить со жрецом. — Я не знаю, что замышляет мой сын. Я не знаю, действует ли он по своей воле или колдун завладел его душой. — Она посмотрела на свои руки и стала разминать негнущиеся пальцы. — Я ненавижу его всем сердцем за то, что он сделал со своим братом, — сдержанно произнесла она, — но и люблю его тоже. Как такое возможно?

Лико ничего не сказал, но продолжал слушать, и она вдруг поняла, что не может остановиться.

— Я хочу убить его за все то, что он сделал, но не знаю, смогу ли.

Она наклонилась, положила локти на колени, а подбородок на ладони. Закрыла глаза, и лица всплыли в ее памяти — Кимона, и Кириги, и Кела — такими, какими она запомнила их лучше всего.

Сердце в ее груди застыло безжизненным камнем.

— Я не знаю, что происходит, — повторила она. — Я не знаю, что я делаю.

Лико опустился перед ней на колени. Он наклонил голову и улыбнулся, когда она встретилась с ним взглядом.

— Слушай свою душу, женщина. — Его тихий голос звучал утешающе, рука опустилась ей на колено. — Она подскажет тебе, что делать, когда настанет время.

— Ты не видел Соушейн, — продолжала она. — Я собирала тела…

— Когда настанет время, — снова сказал он, — ты будешь знать, что делать. Ты — мать Кела. Ни один сын не способен забыть ту, что дала ему жизнь.

Он медленно встал, сжав ее руку, поднял ее на ноги и указал на постель.

— А теперь — отдыхай. Я принесу тебе воды.

— Но мне уже не хочется пить, — произнесла она, начав расстегивать тунику.

— Все равно попей. Она не избавит тебя от смятения, но, когда она облегчит твои боли, возможно, многое для тебя прояснится.

Он оставил ее одну; она прислушивалась к тому, как затихали его шаги в коридоре. Он был добр к ней, напомнила себе она, поэтому решила выпить воду и не обижать его. В каждом городе или деревне есть свои поверья. Но жрецы, не имевшие божества? Это не поддавалось ее разумению.

Когда Лико вернулся, она была уже голая, под простынями. Он поставил кувшин и чашу на маленькую подставку и налил ей воды. Со словами благодарности она взяла из его рук чашу и осушила, после чего вернула ее.

— Ты так и не спросил, как меня зовут, — вырвалось у нее наконец.

Он подоткнул ей верхнюю простыню до самого подбородка.

— Это не важно, — ответил он. — Ты пришла с добрыми намерениями, чтобы предупредить о своем сыне. — Он придвинул к ней ее меч.

Она закусила губу:

— Нет, я пришла, чтоб найти его.

Лико склонился над лампой, готовый загасить ее. Но прежде чем сделать это, он помедлил, успев ей подмигнуть.

— Но ведь ты сперва предупредила нас. Видишь? Как я и говорил. — Он задул лампу, и в комнате стало темно. — Когда настанет время, ты узнаешь, что должно будет сделать.

Она услышала, что он повернулся к выходу, хотя и не видела его.

— Меня зовут Самидар, — тихо шепнула она, — хотя большинство людей называют меня Стужей.

Она не знала, услышал ли он ее.

Тоскливое чувство одиночества исподволь овладевало ею, пока она лежала в темноте, вслушиваясь в малейшие шорохи, способные нарушить тишину. Но постепенно мягкость тюфяка и прохлада простыней притупили ее чувства и стали уносить в царство сна. Она повернулась на бок и слушала отдаленный, приглушенный стук своего сердца. Влага выступила в уголках ее глаз, повисла на ресницах.

Последняя мысль определила настроение ее снов.

Она почувствовала себя такой старой.

Глава 10

Когда расправит крылья Ночь,Готовя мир ко сну,И Темных Ангелов хоралРасширит тишину,Тогда мелодии ветровИ сонмы злых сердецК земле со свистом полетятИ тишине — конец.О, как пронзительно звучитПоследний тот напев —Слияние кровавых нот, —Их боль, и свист, и гнев.Мгновение — и смолкла песнь,Падучая звезда.Ее лишь раз услышишь ты —И больше никогда.

Стужа проснулась со смутным воспоминанием о странной песне, звучавшей в ее ночном сне. Все же какие-то строки продолжали крутиться в голове, и, лежа на спине, она старалась разгадать, в чем их смысл, сложить их вместе с другими обрывками, которые она запомнила, как если бы это были части головоломки.

Но даже если бы она не помнила слов, забыть того, кто пел их, невозможно. Лицо его всплыло в памяти — недосягаемое, потустороннее.

— Кимон, — тихо простонала она, прижимая тонкую простыню к груди. Его голос издалека отозвался мучительным эхом, замирая.

Она села и опустила ноги с постели. Небо за единственным окном было все еще темным, нигде не было видно ни огонька. Она прислушалась, не раздастся ли хоть какой-нибудь звук, означавший, что кто-нибудь еще не спит.

Ничего.

Она обернула себя простыней и встала. Босые ноги ощутили прохладу каменного пола. Она бесшумно прокралась к двери и вышла в коридор. Из-под единственной двери, дальше по проходу, пробивался тонкий луч желтого света, но она не стала к нему приближаться. Напротив, повернула в другую сторону и очутилась в главном зале храма, где ее угощали жрецы. Она прошла мимо стола, вышла наружу, в ночь, и прислонилась к колодцу. Легкий ветер обвевал пустые улицы.

Должно быть, весь Дакариар спит, — подумалось ей, — кроме меня.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Она вздрогнула и резко обернулась, но, узнав Лико, стоявшего в дверях, успокоилась. Снова откинулась спиной к колодцу и задумалась, прежде чем ответить. Постепенно ее губы тронула слабая улыбка. Тело перестало ныть, боль отпустила мышцы, ссадины — следы проведенной на земле ночи — исчезли.

— Это сила воды, — сообщил ей он. Подошел к ней и начал вытягивать веревку. Она услышала плеск воды на дне колодца и ощутила ее свежесть, когда он извлек ведро. Из кармана своего платья он извлек небольшую чашку.

— Пей, Самидар, — тихо сказал он. — Тебе нужно еще многое сделать.

Она с удивлением посмотрела на него, недоумевая, что он хочет этим сказать. Она совсем не верила в его колодец. Ей просто нужно было выспаться, только и всего.

— Боль твоего тела рассеялась, — продолжал Лико, — но я чувствую тяжесть у тебя на душе. Выпей воды из колодца. — Он вложил чашку ей в руки и поднес их к ее губам. — Со временем это облегчит все твои страдания.

Она помедлила, затем единым глотком опрокинула в себя все содержимое. В конце концов, ей действительно хотелось пить. Она вернула ему пустую чашку.