Маркус Хайц - Битва титанов. Несущие смерть

Тивалун пристально посмотрел на него, пытаясь, очевидно, прочесть по его лицу, что именно и много ли он знает.

— Я никогда не стал бы лгать герою, который уберег от гибели наше королевство Аландур, — серьезно ответил он. — Строки, проявившиеся при нагревании, не имеют никакого отношения к народу гномов. Клянусь Ситалией.

— Тогда скажите мне, что они означают.

— На это я не имею права. Спросите нашего князя. Все происходит с его ведома, — эльф протянул руку. — Могу я взять письмо?

Тунгдил сложил бумагу и положил под кожаный камзол.

— Я сам передам его Лиутасилу, — приветливо ответил он. Только так можно было быть уверенным в том, что эльфийский князь примет его и он сможет задать вопрос относительно этой загадочной суеты.

У Тивалуна сделалось такое выражение лица, словно ему только что предложил заключить брак орк.

— Как пожелаете, Тунгдил Златорукий. Он наверняка будет рад поговорить с вами. — Шатер наполнился ароматом свежего хлеба. — Подкрепитесь, а затем я проведу вас и вашего друга по нашему королевству. — Эльф поклонился и вышел, а его соплеменники, одетые не менее празднично, стали накрывать на стол и разливать напитки.

Показался Боиндил в кольчуге; он наморщил нос и нарочито шумно принюхался.

— Что за ароматы, — воскликнул чернобородый. Он радовался завтраку и смотрел на эльфов, которые заканчивали подготовку трапезы, прежде чем удалиться и оставить гномов наедине. — Ты всю ночь дежурил? — спросил он, когда вокруг не осталось любопытных ушей.

— Я переводил, — поправил его Тунгдил и направился к столу.

— И что? — не отставал Бешеный. — Что написали эльфы?

Тунгдил рассказал ему о коротком разговоре с Тивалуном.

— Он не знает, что я перевел часть письма. Но это нам не поможет разгадать загадку. Остальное прочесть невозможно, отчасти из-за воды, отчасти из-за того, что руны мне незнакомы. — Златорукий соорудил бутерброд, налил чаю и добавил туда немного меда. Аромат гвоздики, корицы и различных сортов пряностей ударил в нос. Ингредиенты были проварены и соединены вместе с травами и молоком в нежный пряный напиток, как выяснилось уже после первого глотка. Несмотря на то что все в гноме жаждало пива, самогона или другого алкогольного напитка, Златорукий не стал прислушиваться к своим потребностям и продолжил пить чай.

Боиндил мрачно поглядел на друга.

— Ты это нарочно, книгочей, — обвинил он друга. — Ты меня томишь.

— Ты из-за письма? — усмехнулся Тунгдил. — Нет, просто я задумался, — намазав масло на хлеб, он, как и Бешеный, поискал кусок сочного мяса. Очевидно, по утрам эльфы его не ели, и он потянулся за вареными яйцами. — То, что я сумел прочесть, было похвалой нашему геройству, и в письме требовали величайшей предупредительности. А остальные слова значили вот что: помешать, чтобы они с Лиутасилом, кроме того, водить только вдали от новых строений и не позволять находиться дольше четырех дней, после этого выслать под любым предлогом. Сошлитесь на их плохое поведение. — Гном попробовал одно из яиц и был удивлен его вкусом. Несмотря на то что оно не было приправлено, в нем чувствовалась щепотка соли и другие специи.

Боиндил тоже заметил это.

— Интересно, чем они кормят кур?

— А кто сказал, что это куриные яйца?

Гном стал жевать медленнее.

— Я неверно оценил опасности подобных миссий: чужая кухня, — вздохнул Равнорукий, шумно сглотнув. Ему вспомнилась первая трапеза Свободных в Златоплоте, тоже включавшая странные ингредиенты, такие как мясо жуков и личинковое пиво. — Я так понимаю, что эльфы покажут нам только что-то определенное и мы не поговорим с Лиутасилом, а затем нас вышлют из Аландура.

Тунгдил кивнул.

— Меня смущает упоминание новых строений, — сказал он. — Что в них такого, что их нужно скрывать от нас и, вероятно, от остальных обитателей Потаенной Страны?

Бешеный улыбнулся другу старой «боевой» улыбкой, хоть и без огня безумия в глазах и не столь сумасшедшей, как прежде. За исключением особого чувства юмора и прически, Равнорукий все больше и больше походил на своего погибшего брата-близнеца.

— Я понял. Если они скажут нам идти направо, мы пойдем налево.

— Чтобы у них появился повод выдворить нас еще раньше? — Тунгдил взял еще немного яиц, порезал их, положил на хлеб и полил горчицей из черемши.

— Но ведь они не получили письмо и ничего не знают об указаниях.

— Тивалун подкрался тихо, как скальная кошка. Не знаю, сколько времени он стоял у меня за спиной. Предполагаю, что по крайней мере часть он прочел, — заметил гном. — У нас есть еще три дня. Днем будем послушны, а ночью начнем поиски. Будь готов к тому, что придется обходиться без сна.

— Красться, как альв, — недовольно проворчал Боиндил. — Хитрость никогда не входила в число моих достоинств. Надеюсь, я не выдам нас неловкостью.

— Мы побьем эльфов их же собственным оружием, — заявил Тунгдил. — А что нам еще остается?

Они спокойно продолжали завтрак и не позволили подгонять себя вновь материализовавшемуся Тивалуну. Ближе к полудню, оседлав пони, путники направились вглубь страны. Они ехали по темно-зеленым мирным лесам. Здесь не было места мрачным мыслям. Вокруг было слишком красиво, даже несмотря на отсутствие гор, по которым страстно и шумно тосковал Бешеный.

Эльф не уставал описывать гостям различные деревья на красивом языке; казалось, он пытается усыпить гномов своими описаниями.

Если бы не письмо, ему бы это удалось.

А так, несмотря на то что Тунгдил и Бешеный кивали, они постоянно оглядывались по сторонам, высматривая мельчайшие подробности окружающего пейзажа. При этом от них не укрылось то, что они ни разу не проехали через горы, а постоянно находились в заросших лесом долинах, где не было свободного обзора дальше полета стрелы.

Конечно, причина была ясна. Когда Тунгдил спросил Тивалуна о горах или, по крайней мере, хотя бы парочке не заросших лесом холмов, эльф обеспокоился, что они уже довольно напутешествовались по непревзойденным, неповторимым, благоуханным рощам Аландура. И на следующий день пообещал маршрут по более открытой местности.

С наступлением темноты гости подъехали к освещенному изнутри зданию, уже знакомому Тунгдилу и Боиндилу. Здесь они вместе с Андокай впервые просили эльфийского князя помочь в борьбе против Нод’онна. Роскошные деревья образовывали массивные живые колонны для густой крыши из листвы на высоте в две сотни шагов.

Однако по сравнению с их первым посещением зал радикально изменился.

Не было искусных мозаик из тонких золотых и палладиевых пластин между стволами деревьев, когда-то сверкавших, словно звезды. Их сменили более простые, но огромные картины, изображавшие… исключительно различные оттенки белого; то тут, то там в свете факелов вспыхивали бриллианты, казалось, расставленные в произвольном порядке. Роскошь и броскость искусного ремесла превратилась в непривычную, странную простоту, которая произвела на гномов не менее сильное впечатление своей монументальностью.