Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

— А Миша рассказал, чем горничная его шантажировала?

— Девушка нашла в кармане его сюртука, взятого для починки, скомканную бумажку — расписку Терентьева в том, что он должен Стремнову деньги — с обязательством отдать до первого декабря… Она припугнула Терентьева обещанием пойти в полицию и рассказать, что это он убил Стремнова. Дарья вышла в указанное Терентьевым время из дома, чтобы получить от него деньги, но он не собирался ей платить, у него денег вообще не было… Узнав же, что расписку девушка не принесла, Терентьев, не помня себя, накинулся на нее, схватил за горло и начал душить, а почувствовав, как она обмякла в его руках, испугался и решил скрыть свое преступление, выбросив тело в канал… Расписку нашли в комнате Дарьи — у нее под матрацем. Шпиндель взялся его защищать, но, думаю, присяжные признают Терентьева виновным в двух убийствах, и ему грозит каторга…

— А откуда у Терентьева расписка — вы у него спрашивали?

— Он говорит, что напоил Стремнова вином, в которое добавил какое-то зелье своей бабки. Стремнов в тот вечер пришел к Терентьеву требовать денег — сам Терентьев его и впустил. Когда Стремнов заснул, выкрал расписку… Анна Федоровна, для чего вам смотреть на орудие убийства? Терентьев отрицает, что это его вещь. Но это уже не повлияет на приговор присяжных…

Версия Сурмина казалась стройной — и мотив, и улики налицо. Можно было и не смотреть на кинжал. Но следователь уже разворачивал сверток, который принес с собой. Да, это не нож — у ножа лезвие с одной стороны. Конечно, кинжал — клинок у кинжалов с двумя лезвиями. И не просто кинжал, а стилет — лезвие такое узкое, что похоже на вязальную спицу. Единственное, что я знаю о стилетах, так это то, что когда-то, еще во времена рыцарей, стилеты называли кинжалами милосердия. Его можно легко загнать в пазы доспеха и прикончить раненого — милосердное деяние, чтоб не долго мучился. Стилет старинный, это видно, а значит, дорогой. Если Миша — игрок, а кинжал действительно его, то как получилось, что он его не продал, чтобы добыть денег на игру? Я сказала Сурмину о своих сомнениях. Он согласился, что стилет может Терентьеву не принадлежать. А откуда он тогда взялся у Миши? Позаимствован или украден у кого-то из обитателей квартиры? Сурмин пытался это выяснить, но никто не вспомнил, что видел этот кинжал, или признался, что является его владельцем.

— Можно мне взять стилет в руки?

— Да, пожалуйста, только не размахивайте им — кинжал был недавно заточен, можете пораниться…

Я осторожно взяла стилет за рукоять. И немедленно увидела Антона Шпинделя — прадедушку Вовки. Адвокат сидел в комнате Полины с выражением обреченности. Как я узнала, что он в комнате Полины? За Шпинделем, на заднем плане, я увидела изразцовую печь, ту самую, в которой моя сестра пыталась сжечь улики. Стилет Антона, можно не сомневаться. Но не могу же я сказать, что Сурмину нужно как следует допросить своего друга Шпинделя, потому что у меня было очередное видение, и я точно знаю, что стилет принадлежит адвокату?

Я вернула следователю стилет:

— Мне почему-то кажется, что Терентьев не убивал Стремнова. Ему достаточно расписки — деньги уже не надо отдавать. Почему он расписку не уничтожил, тоже можно объяснить — пьющий он, Миша, вот и забыл сжечь или порвать. А признавшись в одном убийстве, почему отрицает второе? Велика разница в наказании — за одно убийство или за два?

Следак принялся растолковывать мне тонкости Уложения о наказаниях.

Я с удовольствием слушала Сурмина… Не особо вникая в смысл речи, я пыталась уловить в тембре его голоса то звучание, которое так нравится мне в голосе Гр-р.

— Анна Федоровна, — вдруг обратился ко мне Сурмин. — Вы странно слушаете меня… Так слушают скрипку, или рояль, или пение…

Если Громов унаследовал хотя бы одну десятую проницательности своего прадедушки, значит, он способен просчитать меня — если захочет… Но водил же его за нос Вовка Шпиндель… Похоже, что и прадедушка чересчур лоялен к своему другу — по странному совпадению тоже Шпинделю… Но Сурмину надо что-то ответить, и отвертеться не выйдет…

— Арсений Венедиктович, я тоже должна сказать вам прямо: вы мне нравитесь, а ваш голос — особенно. Вы не поете? Уверена — поете… Прошу вас сегодня вечером к нам, после приема у Мордвиновых… И обещайте, что споете мне…

— К вам с удовольствием приеду, а в шумное общество — нет, увольте. С женой не могу на балу появиться, а без жены нельзя… А петь — посмотрим…

После ухода Сурмина я осталась у камина — ноги не шли… Если меня так взволновал прадедушка Громова, на которого тот всего лишь очень похож, то что там делает Гр-р с моей прабабушкой, которая точь-в-точь я? Сбежала, называется, от мук ревности…

5. Меня причесывают, мы обедаем, и я разговариваю с Аделиной.

Тюня просунула голову в дверь и сообщила, что меня ждет парикмахер. В спальне. Барыня уже там. Быстро же этот парикмахер работает — две головы за такое короткое время… Или слишком быстро бежало время за беседой с Арсением Венедиктовичем?

Парикмахер оказался немолодым французом, не говорящим по-русски. Вообще ноль. Дальновидная Мария Петровна говорила за меня. Как она объяснила, что я вдруг перестала понимать француза, не знаю. По всему видно, парикмахер, страшный сплетник и незатыкаемый болтун, не один год знает маман и девиц Назарьевых. Он говорил и говорил, и говорил… Через пять минут от его французского "н-н-н" и не менее французского "р-р-р", пересыпаемого вполне русскими фамилиями, у меня дико заболела голова. И я велела ему закрыть рот. Конечно, велела мысленно. Но парикмахер замолчал, и говорил, если только его спрашивали. Я обратилась к нему дважды. Во-первых, увидев, как он достает из коробки кучу локонов из чужих волос, я твердо заявила — никаких накладных шиньонов. А во-вторых, когда из моих собственных волос, вернее, из собственных волос Анны он умудрился соорудить подобие итальянского тюрбана по моде пятнадцатого века, задала один вопрос: "А это не развалится, если я поверну голову или нагнусь?" Маман перевела, и с французом чуть не сделалась истерика. Оказывается, я дискредитировала его как непревзойденного мастера. Он заставил меня трясти головой вправо-влево и вперед-назад — ни одна шпилька не выпала, ни один локон не дрогнул. А ведь ни лака в аэрозольном баллончике, ни фиксирующей пенки у парикмахера, по понятным причинам, не было — не придумали еще! Маман осталась довольна: Анна выглядела роскошно. От себя добавлю — даже с точки зрения человека двадцать первого века.

Вернув французу дар речи, я отправилась за Марьей Петровной в столовую, где уже находились Полина и Шпиндель. Полина была причесана по парадно-выходной моде — с накладными волосами. Она выглядела вполне счастливой, стоя в ярко-розовом платье возле Шпинделя. Увидев меня, Шпиндель, державший Полину за руку, покраснел и отшатнулся от моей сестры. Новое дело — ухаживающий за Полиной адвокат. Адвокат, чьим стилетом заколот Стремнов. Адвокат, не признавшийся Сурмину, что стилет — его, Шпинделя… Адвокат — убийца… И я одна это знаю? Кроме Шпинделя, естественно…