Любовь Пушкарева - Утраченный покой

Флерсы вдруг расстыковались и свалились на меня, выдернув из раздумий. Первой мыслью было заругаться за такую бесцеремонность, но потом до меня дошло, что они включили меня в свой vis-обмен. Меня затопила горькая, спокойная и жаркая сила Пижмы, она как будто искала во мне что-то. И нашла. Сила – цветок календулы в сердце – вновь появился. Он выглянул, узнав своего, как бы оглянулся, проверяя, все ли в порядке, и снова свернулся куда-то.

– «Он может вызывать твой резерв» – услышала я Лиана.

– «Я думала, я его исчерпала, спасая тебя»

– «Как видишь, нет»

– «Вы удивительные существа», – вырвалось у меня, я до сих пор не могла до конца понять, что именно сделал Календула.

– «Он живет в тебе», – эхом услышала я, Лиан принимал мысли Пижмы и передавал их мне. Горчавку переполняла тихая светлая радость, но радовался он не только и не столько мне, а тому, что его отец, какая-то его часть живет во мне.

Странно, наверное, я должна была испугаться или разозлиться от того, что во мне спала какая-то vis-сущность и я о ней ничего не знала. Но наоборот, меня переполняла радость и ощущение, что теперь я не одна и никогда не буду одинока, и есть кто-то, кто поможет в трудную минуту.

Может, все эти мысли и чувства были навеяны флерсами и, протрезвев от их силы, я буду думать иначе, но в тот момент я была истинно счастлива.

Вдруг и Пижма, и Лиан замерли в каком-то благоговейном восторге: я и не заметила, как мои чувства, мое ощущение счастья заставило меня сиять силой. И не вспышками, а ровным чистым и теплым светом. Флерсы купались в нем, онемевшие от восторга.

Счет времени потерялся, и как-то так вышло, что мы все трое, опьяненные силой друг друга, провалились в светлую дрему.

Проснулись мы уже в полдень, вернее, проснулась я и разбудила моих дурашек.

Происшедшее утром казалось какой-то светлой сказкой, которая ушла совсем недалеко; ее сейчас нет, но она рядом и может вернуться в любой момент. От этого становилось легко и радостно. Флерсы убежали на кухню готовить еду мне и Ландышам, а я ушла в ресторан не работать, а так – показаться для виду, да собрать дань фруктами с кухни.

Управившись за четверть часа, я выскочила из ресторана, неся по пакету в обеих руках, и направилась к себе. Вчерашний день, а вернее, грубая реальность поджидала меня на лестнице. Ники и Шон сидели на ступеньках плечом к плечу, повесив головы, то ли изображая раскаяние, то ли размышляя о перспективах наказания. А я была ну совсем не в настроении общаться с ними. Ну вот совсем. Ни объяснять, что они неправы, ни тем более как-то наказывать, и уж совсем мне не хотелось вспоминать о том, что через пару дней Тони, возможно, рискнет своей шкурой и кого-то убьет или сам сильно пострадает, или и то, и другое. Но эти двое сидели на моей лестнице, и я не могла пройти, сделав вид, будто не заметила их, хоть мне и очень этого хотелось.

Завидев меня, Шон плавно опустился на колени в своем дорогом костюме на грязный асфальт.

– Госпожа, – заговорил он, повесив голову и смотря прямо в землю. – Я виноват, что скрыл от вас браконьерство своей бывшей подопечной. Мне нет извинений, и я готов понести любое, – на этом слове его голос дрогнул, – наказание. Но, госпожа, Ники еще не в полном разуме и иногда просто не понимает, что делает и не понимает последствий своих поступков. Я прошу снисхождения для нее, – тихо закончил он и приподнял голову, чтобы взглянуть на меня.

А я стояла и размышляла о том, как странно, что в коленопреклоненном Шоне куда больше достоинства и силы, чем в скукожившейся Ники, так и оставшейся сидеть на ступеньке. Тем временем инкуб, подняв голову, не только посмотрел мне в лицо, но и вдохнул запах, рассказывающий ему куда больше, чем он мог видеть. На его лице отразилась какая-то странная смесь эмоций, и он, наплевав на этикет, с силой втянул воздух еще, и еще, подавшись ко мне.

– О, все сущее во всех мирах, – выдохнул он потрясенно. Ники от его слов подняла голову и, наконец, посмотрела на меня. Потом ее взгляд расфокусировался – она переключилась на vis-зрение, и… опустилась на колени и пошла ко мне, потянувшись руками, как в трансе.

Это меня отрезвило: вдруг кто-то увидит, что эти двое ведут себя, как христиане при явлении Девы Марии, я ж потом замучаюсь своему персоналу мозги чистить.

– Ладно! За мной. Дома поговорим, – и я, обогнув Шона, быстренько побежала вверх.

Инкуб пришел в себя быстрее Ники, подхватил ее и двинул за мной, таща на буксире спотыкающуюся divinitas. Я как раз успела сунуть ему в руку пакет, чтобы открыть ключом дверь, пропустила их внутрь и оглянулась как заправский супер-агент, не следил ли кто за нами. Вроде бы не следил, но отчего-то полной уверенности не было.

Зайдя домой, я взглянула в по-прежнему ошарашенные лица Шона и Ники.

– Что? – задала я очень конкретный и по делу вопрос.

– Вы белая, – выдохнула Ники. – Истинно белая.

– А, – я отмахнулась, – Пижма пришел в себя и мы… Ну… Вы поняли.

Мне не хотелось ничего объяснять, выяснять, да и вообще с ними общаться, но где-то на краю сознания сидела мысль, что это неправильно. Что нельзя себя так вести, нельзя уступать этой светлой простоте. Опасно.

И опять же каким-то краем сознания я отметила, что Шон шокирован, но в общем-то вполне в порядке, а вот Ники почему-то кажется пьяной и не сводит с меня идиотски-восторженного взгляда.

Тут из кухни показались Лиан и Пижма.

– Пати…

– О-о-о, – этот почти оргазмический звук издала Ники, ее взгляд перебегал от Лиана к Пижме и остановился на нем.

А мы все таращились на нее.

Что происходит, в конце-то концов?

Не успела я еще как-то дооформить свое возмущение, как Шон, со своим неимоверным опытом и чутьем, взял ситуацию в свои руки.

– Ники, бестолочь безмозглая, – он схватил ее за волосы на затылке и хорошенько помотал головой из стороны в сторону. – А ну справляйся с опьянением, как я учил, иначе пожалеешь. Я сам тебя накажу, чтобы не отвлекать госпожу, ясно?

И уже мне,

– Это то, о чем я говорил, безмозглая она еще совсем.

Флерсы тем временем, спрятав польщенные улыбки, скрылись в кухне, им одним пришлась по душе реакция зеленой divinitas на их появление. Мои дурашки, оказывается, не лишены некоего тщеславия, кто б знал.

– Что за дурдом творится, Шон?

– Вы… Вы истекаете силой, она почти непригодна для меня, но Ники опьянела, лишь стоя рядом. Она еще очень плохо справляется со столь насыщенной белой силой.

Я? Истекаю? Я не ощущала себя истекающей.

– «Фырх! Инкуб! Что он знает? Ты светишься!!! Светишься, как Матери в лучшие времена!» – вторгся в мои мысли Лиан.