Роман Афанасьев - Принцесса и чудовище

— Откуда вы знаете? — буркнул Борфейм.

— Тот, что сидит к нам спиной, имеет виды на хозяйку таверны. Я приметил его еще в прошлый раз, когда заглядывал сюда. Он не станет чудить в этом заведении. А его приятель, судя по всему, дает ему советы по завоеванию женского сердца и очень заинтересован развитием этого романа. Ведь при удачном стечении обстоятельств его друг обоснуется тут и сможет порой угостить его бесплатным ужином. Хотя, если вспомнить деловую хватку хозяйки, вряд ли мечты этого советника сбудутся.

Сигмон отвел взгляд от парочки в углу и увидел, что герцог пристально его рассматривает — как диковину, выставленную на всеобщее обозрение.

— Вы говорили с ними? — спросил Борфейм, прожигая собеседника взглядом блеклых глаз, бывших когда-то голубыми.

— Нет. Но я внимательно смотрел, — отозвался Сигмон.

— Тогда?

— И сейчас.

— Мы и минуты не пробыли в этой таверне!

— Минуты вполне достаточно, милорд, — отозвался Сигмон. — За минуту можно успеть очень многое.

Борфейм перевел взгляд на медальон спутника, все еще висевший на груди. Сигмон поднял руку и медленно спрятал кругляш под плащ.

— Я понимаю, почему нам навстречу отправили именно вас, граф, — тихо промолвил Борфейм.

— Иногда один человек подходит для задания больше, чем целая армия.

— Вы как раз такой человек? — герцог подался вперед, облокотившись о стол. — Человек ли?

Сигмон ответил спокойным взглядом — его история была известна слишком многим, чтобы считать ее секретом. А уж театральная постановка Ронэлорэна, будь она трижды неладна, до сих пор пользовалась успехом у публики. Хоть имена персонажей были изменены, да и сама история имела мало общего с реальностью, но пытливый ум вполне мог выудить из нее крупицы правды.

— Мы много слышали о детях Фаомара, — сказал Борфейм. — Раньше они доставляли много неприятностей и самому Сеговару, и всем его добрым соседям. Но потом они исчезли. Куда они подевались, граф?

— Спросите об этом короля, — отозвался Сигмон, опуская взгляд. — Думаю, он расскажет эту историю своему будущему родственнику.

— Отрадно видеть, что хотя бы один из них сохранил человеческий облик и нрав, — сказал герцог.

Сигмон поднял голову и взглянул собеседнику прямо в глаза. Борфейм поперхнулся и отодвинулся, убрав руки со стола.

— А вы уверены, что сохранил? — тихо спросил Сигмон. — И облик, и нрав?

Борфейм попытался что-то сказать, но закашлялся и отвел взгляд. Рядом, на его спасение, появился мальчишка с кувшином пива и двумя кружками.

— Господам угодно пива? — осведомился он.

— Пшел, — выдохнул герцог. — Вина, самого лучшего!

Мальчишка отшатнулся, но Сигмон успел поймать его за рукав.

— Жареного мяса и похлебку, — сказал он. — И госпоже все, что она попросит.

— Хозяйка уже позаботилась, — угрюмо буркнул мальчишка, поняв, что на мелочь от господ в награду за обслуживание можно не рассчитывать. — Сейчас похлебка будет. Мясо жарится.

Сигмон отобрал у него кувшин и кружки и жестом отослал мальчишку. Налив себе пива, он без промедления наполнил кружку и собеседнику.

— Отведайте, милорд, — посоветовал он. — В этих краях умеют варить пиво.

Борфейм с сомнением взглянул на густую шапку пены, но жажда победила сомнения, и он сделал первый глоток.

— Неплохо, — признал он, опустошив полкружки.

— И не кружит голову так, как крепкое дорогое вино, — отозвался Сигмон.

— Вы все просчитываете наперед, граф? — мрачно осведомился Борфейм, разглядывая кувшин.

— Стараюсь быть осторожным, — отозвался Сигмон. — Это продлевает жизнь.

Вместо ответа Борфейм снова припал к кружке, ничуть не стесняясь напитка простолюдинов.

Ужин, поданный прислугой, спутники съели в тишине. Больше ни о чем не говорили. Утолив голод, герцог поднялся и отправился к хозяйке, вернувшейся за длинную стойку. Та повела его наверх, в свободную комнату, а Сигмон отставил пиво и привалился спиной к стене. Он намеревался провести ночь здесь, рядом со входной дверью. Он знал, что в таверне все спокойно и неприятностей можно ждать только снаружи. И был полон решимости встретить их первым, еще до того, как враги доберутся до хрупкой северной птахи по имени Вэлланор.

Вэлла. Сердце тревожно стукнуло, и чешуйки на груди Сигмона встали дыбом. Потревоженный зверь проснулся и глухо заворчал. Все чувства графа разом обострились — он услышал, как в конюшне фыркают кони, как шепчутся в углу припозднившиеся гости, как герцог желает покойной ночи своей племяннице…

Зверь заворочался внутри, одобрительно рыкнул и снова уснул, убаюканный журчанием чужого имени.

Вэлланор.

Ночь была наполнена гневом и яростью. Багровые вспышки пронзали тьму, в потемневшем небе ярились зарницы молний. Жирный черный дым стелился по выжженной до пепла земле, подбираясь все ближе к Сигмону, пытаясь коснуться его длинными щупальцами. А он не мог даже пошевелится. Онемевшее тело отказывалось подчиняться. Внутри его, словно в железной клетке, бился зверь. Рычал, брызгал слюной, скалил длинные клыки и яростно сверкал красными, как свежая кровь, глазами. Напрасно — пустая оболочка Сигмона Ла Тойя не могла пошевелить даже пальцем. Зверь завыл. Он прыгнул вверх, взорвался ворохом черных чешуек и в единый миг заполнил все существо, служившее ему домом. Сигмон Ла Тойя вздрогнул, открыл пылающие алым огнем глаза.

И проснулся.

Он вскочил на ноги, едва не опрокинув стол, и замер посреди зала таверны, погруженного во тьму. Сердце колотилось, как безумное, в висках стучала кровь, а зверь внутри его бесился, пытаясь вырваться наружу.

Они близко — это Сигмон узнал от него. Черная волна катится по пустой дороге, подбираясь все ближе к одинокой таверне на развилке дорог. Они — рядом.

Сигмон сорвался с места и бросился вверх по лестнице. Ему не нужно было спрашивать, в какой комнате ночует Борфейм — обостренный слух зверя уловил знакомое дыхание даже сквозь толстые бревенчатые стены.

Промчавшись по коридору второго этажа — бесшумно, как летучая мышь, он остановился у массивной дубовой двери. И стукнул в нее кулаком. Тяжелое дыхание за дверью сменилось шумным вздохом. Зашипела гладкая сталь, покидая ножны.

— Кто? — хрипло каркнул Борфейм.

— Это я, милорд, — тихо ответил Сигмон. — Откройте. Это срочно.

Сдавленно выругавшись, герцог прошлепал босиком ко входу, отодвинул засов и распахнул дверь. Граф проскользнул в темноту комнаты и прикрыл за собой дверь.

Борфейм тут же шагнул в сторону. Он был в длинной ночной рубахе, чистой и без малейшего намека на украшения. Правой рукой он сжимал длинный клинок, направленный точно в грудь ночному гостю.