Иар Эльтеррус - Бремя императора: Скрытое пророчество

Талантливую послушницу, успевшую спровадить к праотцам не менее десятка людей, неугодных архиепископу тарсидарскому, направили для обучения именно сюда. Лучшей школы отравителей в империи не существовало. Император, понятно, о существовании такой школы не имел ни малейшего понятия, даже не подозревал о ее существовании. Когда Элиа сообщила о ней, Маран долго не мог прийти в себя от изумления.

Его величество давно подумывал заслать агента в гадючье кубло епископата, и предложение баронессы ар Сарах оказалось очень кстати, хоть и не хотелось подвергать ее опасности. Однако Элиа настояла на своем, и Маран в конце концов согласился с ее доводами.

Святоши поверили девушке после того, как она без зазрения совести убрала нескольких недоброжелателей его преосвященства, которому как будто служил епископ Равитар, куратор Элиа. На деле, конечно, он, как и все прочие, не служил никому, кроме себя самого. Девушка ничуть не переживала по поводу случившейся по ее вине смерти нескольких «святых» отцов, каковых в большинстве искренне считала ядовитыми змеями. Все равно рвут друг друга без всякой пощады, так почему бы и не помочь им в этом благом деле? Количество сволочей уменьшится, уже неплохо.

Интрига, задуманная баронессой совместно с императором и Ланигом, постепенно разворачивалась. Элиа с недавних пор искренне уважала старого мастера, начисто позабыв о прежних страхе и ненависти. Да и сама добилась его уважения, поскольку действовала безо всяких сомнений, не разводила ненужных сантиментов. Надо убить врага? Значит, надо. На то он и враг. Угрызения совести? С какой стати? Враг бы не пожалел.

Служители церкви вызывали у девушки сильнейшее отвращение. Гнездо ядовитых гадов, да нет, хуже: гады редко кусают себе подобных, а эти – постоянно. Все время выискивают, как бы подсидеть и подставить соседа, прорваться выше любой ценой. Ценой чужой боли, чужих жизней, чужого унижения. Поварившись немного в мутном вареве тарсидарского епископата, Элиа поначалу растерялась. Не представляла себе, что те, чей долг – исцелять души, на самом деле не люди, а гнусные твари. Ни одного порядочного священника высшие чины Церкви в свою среду не допускали, а если какой чудом и прорывался, то белую ворону начинали травить скопом и очень быстро добивались желаемого.

Для епископа Равитара новая послушница была всего лишь инструментом влияния, он даже подумать не мог, что резкий всплеск ненависти между соперничающими за влияние кликами – ее рук дело. Что именно баронесса ар Сарах стоит за всеми странными событиями последнего времени, за загадочными смертями нескольких высокопоставленных святых отцов, за поползшими по епископату жутковатыми слухами. Что именно эта прелестная юная особа, на которую облизывались многие из старых сластолюбцев, держит в своих нежных ручках многие нити происходящего в тарсидарской епархии, что архиепископ буквально тает, когда она входит, и позволяет своей любимице очень многое.

Всего лишь несколько месяцев заняло у Элиа это, девушка сама порой не понимала, каким образом у нее все получается. Наверное, просто оказалась в своей стихии, нашла точку приложения сил. Император с Ланигом тоже приходили в восторг, издали наблюдая за виртуозной игрой молодой баронессы. Они помогли Элиа понять, что далеко не все люди одинаковы, помогли разделить этих самых людей на своих и чужих. Ради своих девушка готова была на все. А чужие? Да бог с ними, если зла не творят, можно даже помочь в случае беды. Зато если творят… Тогда пусть не обижаются.

Одно только сильно смущало Элиа. Став послушницей, она постоянно страдала от домогательств монастырских сластолюбцев. Благо, хоть епископа Равитара многие побаивались, зная его репутацию хладнокровного убийцы, поэтому и курируемую им послушницу трогать не рисковали. Но нашлось немало таких, которые не боялись ничего и никого, живя только ради удовлетворения своих страстишек и гнусных желаний. Этим приходилось давать отпор, а попадались среди них и довольно высокопоставленные личности.

До того, как Элиа снискала доверие архиепископа и стала неприкасаемой, она время от времени вынуждена была просить Ланига убирать особо настойчивых. Тайные стражи старого мастера делали это быстро и незаметно, досаждающий объект просто исчезал. Бесследно. В епископате такое давно никого не удивляло, каждый паук думал только о себе, считал себя пупом земли, поэтому травили людей здесь часто и со вкусом. Или отправляли в мир иной другим способом, обычно – довольно грязным и жестоким. Самым шиком считалось обвинить противника в ереси, но не только обвинить, а и доказать каким-то образом свое обвинение. В этом случае врага ждал костер. Жгли приговоренных в отдаленных монастырях, куда редко наведывались горные мастера, – одного инцидента было бы достаточно для закрытия любого монастыря и репрессий по отношению к нарушившим закон.

С каждым днем девушка все больше поражалась концентрации мерзости в верхушке элианской Церкви. Кошмар, иных слов она подобрать не могла. И это при том, что простые приходские священники часто были самыми настоящими подвижниками, отдавали все силы служению Богу и людям, ничуть не жалея себя. Почему же так вышло, что все до единого высокопоставленные церковные иерархи – сволочь? Элиа много размышляла над этим, но ничего толкового так и не надумала. Попросить его величество разъяснить, что ли? Уж он-то наверняка знает. Или постараться дойти самой, понять своим умом? Наверное, второе все-таки будет достойнее.

Странно складывалась жизнь у Элиа в последние полгода. Не один и не два раза она пыталась осознать происшедшее. Не бывает ведь, чтобы вот так вот – все и сразу. Раньше – никчемная, бессмысленная жизнь, только пустоголовые поклонники вокруг – светские повесы, которых баронесса всей душой презирала и отваживала любыми способами. И почти нищета, когда каждый тархем считать приходилось: отец оставил ей совсем немного. Счастье еще, что процентов с этого немногого хватало на скромную жизнь, не пришлось искать работу или, что куда хуже – «покровителя». Впрочем, до такого гордая девушка никогда не опустилась бы, скорее бы покончила с собой.

Одного Элиа раньше не понимала: почему в обществе ее считают подлой и хладнокровной стервой, добивающейся своего любыми способами? Только за то, что смеялась над молодыми глупцами? При воспоминании о прежней себе девушка тяжело вздохнула. Не слишком умна она тогда была. Не видела, не чувствовала, что кое-кто из поклонников любил ее по-настоящему, всей душой. И обошлась с ними так же, как с остальными. Двое покончили с собой. Она не обратила внимания на их смерть: в голову не пришло, что это из-за нее.